Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче
В сто сорок солнц закат пылал,
в июль катилось лето,
была жара,
жара плыла —
на даче было это.
Пригорок Пушкино горбил
Акуловой горою,
а низ горы —
деревней был,
кривился крыш корою.
А за деревнею —
дыра,
и в ту дыру, наверно,
спускалось солнце каждый раз,
медленно и верно.
А завтра
снова
мир залить
вставало солнце а́ло.
И день за днем
ужасно злить
меня
вот это
стало.
И так однажды разозлясь,
что в страхе все поблекло,
в упор я крикнул солнцу:
«Слазь!
довольно шляться в пекло!»
Я крикнул солнцу:
«Дармоед!
занежен в облака ты,
а тут — не знай ни зим, ни лет,
сиди, рисуй плакаты!»
Я крикнул солнцу:
«Погоди!
послушай, златолобо,
чем так,
без дела заходить,
ко мне
на чай зашло бы!»
Что я наделал!
Я погиб!
Ко мне,
по доброй воле,
само,
раскинув луч-шаги,
шагает солнце в поле.
Хочу испуг не показать —
и ретируюсь задом.
Уже в саду его глаза.
Уже проходит садом.
В окошки,
в двери,
в щель войдя,
валилась солнца масса,
ввалилось;
дух переведя,
заговорило басом:
«Гоню обратно я огни
впервые с сотворенья.
Ты звал меня?
Чаи́ гони,
гони, поэт, варенье!»
Слеза из глаз у самого —
жара с ума сводила,
но я ему —
на самовар:
«Ну что ж,
садись, светило!»
Черт дернул дерзости мои
орать ему, —
сконфужен,
я сел на уголок скамьи,
боюсь — не вышло б хуже!
Но странная из солнца ясь
струилась, —
и степенность
забыв,
сижу, разговорясь
с светилом постепенно.
Про то,
про это говорю,
что-де заела Роста,
а солнце:
«Ладно,
не горюй,
смотри на вещи просто!
А мне, ты думаешь,
светить
легко?
— Поди, попробуй! —
А вот идешь —
взялось идти,
идешь — и светишь в оба!»
Болтали так до темноты —
до бывшей ночи то есть.
Какая тьма уж тут?
На «ты»
мы с ним, совсем освоясь.
И скоро,
дружбы не тая,
бью по плечу его я.
А солнце тоже:
«Ты да я,
нас, товарищ, двое!
Пойдем, поэт,
взорим,
вспоем
у мира в сером хламе.
Я буду солнце лить свое,
а ты — свое,
стихами».
Стена теней,
ночей тюрьма
под солнц двустволкой пала.
Стихов и света кутерьма —
сияй во что попало!
Устанет то,
и хочет ночь
прилечь,
тупая сонница.
Вдруг — я
во всю светаю мочь —
и снова день трезвонится.
Светить всегда,
светить везде,
до дней последних донца,
светить —
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой —
и солнца!
[1920]
© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.
Источник
Дача Маяковского: вначале, действительно, было Cлово…
В преддверии дня рождения Владимира Маяковского (19 июля) решил вспомнить о том, как воскресала Дача поэта на Акуловой горе. Честно говоря, самому стало интересно. Вспышки новых событий затмевают порой старые, не всегда бесполезные.
В 2007 году под впечатлением от творчества Сергея Есенина я восстанавливал в Москве дом постройки 1805 года, предназначенный Лужковым под новый музей «рязанского хулигана». Но это отдельная история.
Тогда и подумалось. А не организовать ли поэтический центр в родном Пушкино, на Акуловой горе? Дача Маяковского канула в лету, но осталась намоленное, так сказать, место. Ни о каком Маяковском не было и речи. Есенин, энергия его слова – вот главная тема, которая должна была лечь в основу этого центра.
Начались встречи. С Марией Прохоровной Колосковой (заведующей пушкинской библиотекой Маяковского), Светланой Ефимовной Стрижнёвой (директором Музея на Лубянке) и еще рядом лиц, курирующих тему Маяковского. Тут мне стало стыдно. Люди, говорившие о поэте, отражали нечто… настоящее. С Есениным познакомило меня его творчество, Маяковского же я почти не читал, хотя родился и вырос в пятистах метрах от его Дачи.
Пару томов Трибуна революции и… я уже не сомневался, что на Акуловой горе восстанавливать следует дачу именно Маяковского.
Место, где некогда располагался этот легендарный объект, в 2008-ом представляло жалкое зрелище. Лишь памятник поэта, серьёзно тронутый временем, или точнее «благодарными» потомками, напоминал о чём-то не повседневном. Дотла сгоревший дом порос сорняками, торившими себе путь к солнцу средь груд бытового хлама. А музейная территория, напрочь лишённая уважения, была превращена в проходной двор. Казалось, будто Быт праздновал над своим главным оппонентом Маяковским долгожданную победу.
В 2009 году я отправился к главе района Виктору Васильевичу Лисину и озвучил свою идею. Он в свою очередь собрал замов и на совещании принял решение одобрить мою инициативу. При этом несколько раз был задан один, по-видимому, главный вопрос: «За чей счёт банкет?». Последовал однозначный ответ: «За мой, но не для себя, а для города, поэтому прошу администрацию заняться документами на землю и будущее сооружение». Договорились!
Мария Прохоровна передала мне бережно сохранённые планы БТИ дачи-библиотеки Маяковского 1989 года и некоторые старые фотографии. Именно эти артефакты легли в основу дальнейших работ.
В первую очередь были произведены раскопки и найден каменный фундамент. Василий Алексеевич Вячеславов – хозяин дома, судя по всему, слепил его для летней сдачи из того, что было. Местами роль основания играла поваленная кирпичная колонна, один Бог знает где раздобытая предприимчивым крестьянином. Уже тогда, благодаря подлинному фундаменту, процесс обретает статус восстановления, а не новодела.
Историческое основание здания было убрано в опалубку, укреплено тридцатью сваями и залито бетоном.
Ввиду трагической истории объекта, приоритетным критерием выбора материалов становится антивандальность. Стены возводятся из кирпича, утепляются и обшиваются вагонкой. Вячеславов построил свою дачу не из брёвен, а деревянных щитов, что и обусловило её моментальное исчезновение в огне пожара 1997 года.
Были сохранены три крыльца-входа, что для незначительной площади дома излишне и свидетельствует — здание предназначалось для нескольких хозяев-съёмщиков.
Отреставрирован и памятник поэта 1954 года, перенесённый к Даче с территории ПЭМЗа в 1969-ом после открытия музея. С него были сняты многочисленные слои краски, а постамент укреплён.
А вот при выборе краски возник спор. Согласно воспоминаниям, цветных фотографий дачи практически нет, она была то ли зелёной, то ли синей, то ли серой. В итоге решили смешать эти цвета, что привело к неожиданному результату. Колор дачи музейщиками-профессионалами признан цветом классической усадьбы.
Нежилой при Маяковском чердак, по понятным причинам, обустроен и оснащён отдельным входом, что увеличило площадь дома в два раза.
Символична история с наличниками, весьма преобразившими сооружение. Они были заказаны именно в Рязани, чем, полагаю, сам Есенин благословил наше предприятие. Главная проблема резных наличников в их недолговечности. В нашем случае они выполнены из композита и, надеюсь, прослужат не одно десятилетие.
Внутреннее пространство объекта расширили за счёт перегородок – их заменили стойками, лишь обозначающими старую планировку. Не только потолок, стены, но и пол окрасились в белый цвет. Последнее, в стиле White Cube, возникшем, кстати, ещё при Маяковском, подчеркивало основную идею поэта – каждый день без стереотипов с чистого листа.
Да и пожар, уничтоживший собранную Анной Ивановной Антоновой экспозицию, не позволял пичкать новых гостей фальшивками.
Целая баталия разыгралась при возведении забора. Соседи за период запустения переместили свои ограды внутрь музея метров на пять. При этом, что характерно, сохранив старые заборы — и правильно, ведь времена меняются. Однако, изменились времена, а заборы назад никто двигать не захотел. Мои обращения в администрацию ни к чему не привели – сказали, это устоявшиеся территории. Пусть… Затем на меня поступило заявление в прокуратуру. Спортсмен, который годами бегал через дачу, вдруг встретил на своём пути забор – БЕЗОБРАЗИЕ! И прокуратура вынуждена была разбираться, но на этот раз смириться призвали бегуна.
Ограждённая таким образом территория стала притягивать современных кубофутуристов с их произведениями в виде малых архитектурных форм.
В липовой аллее устроен летний театр, его сцена внешне напоминала сгоревший в 1993-ем Зелёный театр. Вместо скамеек водрузили пеньки от срубленной при строительстве роддома вековой сосны. Символично, что годом рождения этого древа стал 1861-й. Ведь эти троны и напоминали о преодолении крепостничества, формируя индивидуальное, в отличие от лавок, пространство зрителя.
19 июля 2014 года дача Маяковского вновь распахнула свою калитку для всех поклонников разума и свободы.
Однако за пять лет Пушкинская администрация не только не выполнила свою часть работ – оформление документов, но и нашла повод для упрёков. Так, в 2014 году встречаю в коридорах Юрия Ивановича Назарова — зама по имуществу и слышу: «Ну что нам прикажете делать с вашим домом, кто его теперь должен содержать?». Вследствие чего я был вынужден создать некоммерческую организацию, которой в 2017-ом, передали в пользование данный легендарный объект.
Видеосюжет Льва Финкеля, посвященный открытию Дачи Маяковского:
Источник