Система Бублика: огород без сорняков и поливов

Знаменитый огородник Борис Бублик представил серию статей, которые позволят простыми средствами возродить плодородие земель, забыть о поливах и прополке сорняков. Он убежден, что не человек должен работать на огород, а огород на человека.

Пирамида Овсинского

В мире науки есть уникальное явление — Иван Евгеньевич Овсинский. Трагична судьба и самого Ивана Евгеньевича, и его детища — «Новой системы земледелия». Серией статей в «ДАЧЕ» я хочу скостить хотя бы толику долга потомков выдающемуся агроному конца XIX века — перенести на огородные грядки непревзойденную систему, созданную им для полей. Дерзости мне придает понимание, что взялся за реальное дело: вижу толк.

За 130 лет — с тех пор, как им была создана система — многое изменилось, потому начну со знакомства необходимыми для успеха средствами. Впрочем, эти средства содержательны и сами по себе, вне системы.

Иван Евгеньевич возвел фундамент (пирамиду) — описал важные особенности физиологии растений, определившие успех его системы. Некоторые из них:

• месть растения земледельцу за невзгоды цветами и плодами;
• краевой эффект;
• сознательная тяга корней к источникам питания и влаги.

Как нам мстят растения

Месть растения надо понимать так: пока ему хорошо, оно вовсю вегетирует. Но как только оно почувствует дискомфорт — ему слишком жарко или холодно, чересчур голодно или засушливо, или оно утопает в потоках воды, оно спохватывается, «вспоминает», что еще не исполнило родительский долг, и начинает цвести и плодоносить.

Память греет такой эпизод, связанный с безвременно ушедшим другом) Виталием Трофимовичем Гридчиным. Как-то осенью привел меня Виталий на участок своей сестры в Майском под Белгородом, вывел на удобную точку обзора и, лукаво прищурившись, спросил: «Что тут не так?». Я присмотрелся. Весь участок был покрыт прекрасной (выше метра) горчицей, темно-зеленой, еще не в цвету. А среди огорода красовались два цветущих прямоугольника горчицы, но… высотой всего до колен. «На этих кусочках росли помидоры?» — спросил я. «Молодец, Андреич, садись, пять!» — был ответ.

Семейства пасленовых и крестоцветных взаимно аллелопатичны (когда выделения растений тормозят рост других растений — ред.). В земле, где были помидоры, остались выделения, угнетающие горчицу, и та, «из мести», пошла в цвет раньше, чем выросла.

Урожайнее с краю

Второй феномен, который использовался Овсинским, — краевой эффект. Если рядышком с растением оказывается незанятое место, то оно всеми средствами норовит захватить его для своего рода.

Система Ивана Евгеньевича была чересполосной: занятая пшеницей шестирядная полоса шириной 30 см и такая же свободная полоса. И если в обычных озимых посевах 5-7 колосков в одной розетке считается хорошим результат, то у Ивана Евгеньевича в розетках крайних рядов было до 50 полновесных колосьев. А общий урожай достигал 50 ц/га в самые засушливые годы. Кстати, в средних рядах розетки тоже были полновесными — им было тесно, и они «мстили» Ивану Евгеньевичу колосьями за невзгоды.

Корни ближе к кухне

Третий феномен — корни растений сознательно устремляют свой бег в направлении источников питания и влаги. Рассмотрим показательное фото гладких (водных) корней помидоров, росших в разных водных режимах.

На фото слева показаны корни помидора-дички, не знавшие поливов. Они устремились, как и положено им «по статусу», вниз — вслед за уходящей мало-помалу влагой. Средний помидор несколько дней знал поливы, а потом они прекратились до конца вегетации. Реакция помидора была предсказуемой: он начал было загибаться кверху, а потом продолжил «штатное» движение вниз. А правый помидор поливался регулярно, и его водные корни расположились под самой поверхностью почвы.

Не менее выразителен еще один снимок. Помидор рос рядом с кухней, где было вдосталь влаги и питания, и корни «дружною толпой» устремились в ее сторону.

Вспашка, которая сама поит землю

Но вернемся к пирамиде. Следующая «плита» — важнейшая. Мелкую двухдюймовую вспашку можно назвать движителем системы Овсинского, ее колесами. Именно она обеспечивает конденсацию атмосферной росы (в жаркий день — до 2 л воды на 1 м 2 ). «Новая система земледелия» в идущие чередой жестокие засухи конца XIX века устойчиво давала 50 ц пшеницы с 1 га. Достойный ориентир!

Возрождение убитых земель

В будущих статьях мы обсудим возможную пирамиду «Новой системы земледелия» для огорода — с учетом сегодняшних реалий. Правда, за 130 лет много бед познала земля, и нам придется не только размышлять о новом, но и реанимировать хорошо забытое старое. С пользой для огорода рассмотрим гигантизм растений, научимся управлять влагой и забудем о поливах. Создадим грядки, для которых слово «сорняк» будет диковинкой. Используем силу полусвета и с помощью ЭМ-технологий и микоризы начнем возрождать убитые почвы.

Огород по методу бублика

Бублик Б. А. — Про огород для бережливого и ленивого

Памяти моего отца.

Летишь над Норвегией, любуешься фиордами, скалами, снегами (в июле) и поневоле удивляешься “Как тут люди живут”. Но вот приезжаешь домой, идешь в гости, а на столе…норвежская тушенка. Это при наших-то черноземах. Польша со своих подзолов который год поставляют нам овощи и птицу. Плывет через Атлантику зерно из Америки, которая имеет столь узкую полоску чернозема вдоль 100-го меридиана, что даже слова собственного для него не имеет, а обходится нашим черноземом. Не досадно?

Так хочется, чтобы наше земледелие тоже было восстанавливающим. Чтобы бережно относились к земле, ввели в обиход компост и компостирование, круглый год укрывали почву растениями и мульчой, внедрили магические совместные посадки культур. Чтобы мы на наших огородах легче работали, меньше терзали землю и больше на ней собирали. Чтобы мы судили о том, как работали, не по тому, как употели, а по тому, как преуспели. Вот и почему упомянуты бережливый и ленивый в названии книги. Надо только перестроится не бороться с природой, а присматриваться, учиться у нее.

Но…гляньте на наши огороды: пожарища, отвальная пахота, голая по 9-10 месяцев в году почва, монокультурье. Так вкалывать, и тратится себе и огороду во вред? Побывал я во многих странах. Въедливо вглядывался в тамошнее земледелие. Больше года прожил я в Америке. Исколесил северо-восток США вдоль и поперек — от Делавера до Онтарио, от Кейп Кода до Буффало. Насмотрелся на фермы, сады и огороды. Перечитал массу литературы — от учебников по почвоведению до популярной серии Idiot’s Guide(”руководство для идиота”). Многое из увиденного, услышанного, прочитанного отражено в книге. Но — лишь адаптировано к нашим условиям, апробировано. Проверены все практические приемы и советы, всему можно и нужно верить.

Книга рассчитана на дачников и огородников, в первую очередь — начинающих энтузиастов. Я надеюсь, что с ее помощью им удастся обойти грабли, на которые наступали мы, их предшественники. Однако и весьма искушенный в огородных делах читатель найдет в книге много такого над, чем задумается, подумав, попробует, а, попробовав, пополнит свой арсенал.

Первыми строго, но справедливо судили мои наброски жена Тамара и дочь Оксана. “С точки зрения обывателя”, как они говорили. Помощником в литературных изысканиях и своего рода спарринг- партнера был мой зять Влад. Суровыми оппонентами выступали хозяева ладного деревенского подворья Вари и Васи Скорики. Буквально не давал мне спуску Виктор Добринский, съевший собаку на дачных проблемах. Разрозненные наблюдения выстраивались в концепции с помощью Юлия Фишмана, дружбой с которым я очень горжусь. Так что если что-то дойдет до ума и сердца читателя — их общая заслуга, а если нет — моя личная вина.

Посвящение отцу — не просто сыновья благодарность. Кубанский казак и хлебороб с младых ногтей он предчувствовал восстанавливающее земледелие. Думаю, что его он удостоил бы своей самой “щедрой” похвалы “а воно мало-мало”.

Восстанавливающее земледелие определяют 4 принципа:

• бережное отношение к почве

• компост и компостирование

• круглогодичное укрывание почвы

• совместные посадки растений.

Эту систему земледелия называют также сберегающей, регенерирующей, органической. Нет в ней ничего нового, ничего от лукавого. Все срисовано с Природы, все “матушка” отрабатывали многими тысячелетиями. Нужно лишь пристальное внимание к ее опыту и… немножко бережливости. Немножко лени.

Слова о бережном отношении к почве звучат замызганно и тривиально. Кто же против? И тем не менее. Мы сжигаем львиную долю того, что на ней уродилось, прерывая круговорот жизни на Земле. Мы исповедуем отвальную пахоту, корежа жизнь почвенной фауны — главного (и единственного) зодчего почвы. А, спахав, топчемся между растениями и рядами весь сезон и трамбуем почву. Вот и всего этого и не надо делать. Вот к чему упоминание о лени. С почвой — главным фактором земледелия надо обращаться бережно. Как с живым существом — безответным на злобу, но отзывчивым на ласку. Не надо устраивать на ней пожарища, бесконечно пахать, копать ее, топтаться на ней, держать ее голой, травить гербицидами, пестицидами, минеральными “удобрениями”. Я взял слово удобрения в кавычки, потому что нам только кажется, что мы какой-нибудь нитроаммофоской удобряем почву — на самом деле мы подкармливаем водоросли в море и океанах, а те отнимают кислород у всего живого вокруг.

Надо щадить почву, сберегая ресурсы, время, силы и здоровье — ее и свое.

Не найти осенью и весной такого уголка где бы не полыхали до неба костры из опавших листьев, кукурузной бадылки, стеблей подсолнуха, высохшей ботвы и сорняков. И спичками чиркают не озорующие пацаны, а радетельные “хозяева”. Я уже не говорю о бедствиях от возникающих то тут, то там палов. Речь просто о разорительности костра, во саду ли в огороде, для самих сада и огорода.

Объяснения кострам бывают самые благопристойные: золу добыть, навести порядок, сжечь обсеменившиеся сорняки, повоевать с вредителями.

Спору нет, зола — очень ценное удобрение. В ней до 30% калия, очень нужного растениям. Но так и хочется спросить “добытчиков” калия – “А вы не пробовали поджечь стог сена, сарай…?”. То-то было бы калия! И вреда не намного больше, чем от костра в огороде.

В поездках по Америке я ни весной, ни осенью, ни в городской, ни в сельской местности не видел ни одного костра. Пожары (в городах) — видел. Но это — несчастные случаи, возможно, даже злой умысел. А вот костров учиняемых с благими намерениями — нет! На фермах и в садах компостируются все органические остатки и отходы. В городах листовой опад и траву с газонов собирают в мешки и выкладывают у обочин. А муниципальные службы вывозят их на переработку, после чего бывшие листья и трава возвращаются в садово-огородные магазины туками ценного (во всех смыслах) компоста. К слову: рождественские елки тоже выкладывают после праздников на обочины, и специальная машина собирает елки и перемалывает их в чипсы (щепочки). Чипсы потом окрашивают в разные цвета и мульчируют ими цветники, детские площадки, зазоры между сараем и пашней, между асфальтом и газоном — и нет ни пыли, ни грязи! Красиво, чисто и удобно! Америка богата еще и потому, что она бережлива.

Рос-рос подсолнух, и уродилась, скажем, килограммовая шляпка на 5-килограммовом стебле. Вся эта биомасса образовалась и за счет почвы, и за счет воздуха, и за счет солнечной энергии. Вклад воздуха и Солнца в формирование биомассы можно оценить, глянув, например, на многотонные деревья. Очень много берут растения от воздуха и от Солнца. Казалось бы, вымолоти из подсолнуха все семечки, а все остальное верни в почву. И она станет богаче намного богаче, чем была весной.

Утверждение насчет обогащения почвы подсолнухом может показаться странным, подсолнух слывет порядочным “обжорой”. И по праву. После подсолнуха растут такие щирица, лебеда, молочай, что воробью в них колени не спрятать. Это правда, что подсолнух много берет из почвы, но это лишь часть правды. Он берет много, но взаймы, и под хорошие проценты. А уж наше хозяйское дело выбрать — быть ростовщиком или мотом.

Подсолнух взят для примера. Все сказанное можно отнести к тыкве, кукурузе, фасоли (в первую очередь) и многим другим культурам. Исключений немного: морковь может истощать почву (при канадских урожаях), картофель (при голландских урожаях), корневая петрушка, пересаженная перед осенью на подоконник.

Но вернемся к подсолнуху. Вырос он. И никто, кроме него, не знает точно, сколько ему понадобилось азота, фосфора, калия, магния, молибдена, меди, бора цинка, кальция… Но он все это добыл. Так не пусти же нажитое ветром по ветру. Верни почве.

Выдающийся немецкий биохимик Юстас фон Либих сформулировал в 1840 году закон плодородия: урожайность культуры определяется компонентой, имеющейся в минимальной доле от потребности. Смысл закона можно пояснить таким условным примером. Пусть для выращивания единицы веса некоторой культуры необходимо 20 г азота, 5 г фосфора и 10 г калия. А растениям доступно 40 г азота, 8 г фосфора и 15 г калия. Наличные доли потребностей в азоте, фосфоре и калии составляют соответственно 40/20, 8/5 и 15/10, т.е. 2, 1.6 и 1.5.

Текст книги «Огород по-новому. Революционный метод «ничего-не-делания»»

Автор книги: Борис Бублик

Жанр: Хобби и Ремесла, Дом и Семья

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Надо уяснить главное: природосообразное землепользование – это в первую очередь образ мышления, признающий Природу старшим соратником, наставником. И если уж подражать Хольцеру, то не тому, что он делает, а тому, как он мыслит, как находит нужные связи в Природе. И как трепетно относится к ней. Невероятно емко характеризует образ мыслей Хольцера его «рецепт лежебоки»: «Если у тебя возникла какая-то проблема – не хватайся за инструмент, а ляг на траву и полежи. И тебе непременно придет в голову решение, угодное природе». Этот совет Хольцера мог бы стать содержанием статьи «метод-ничего-не-делания» в толковом словаре. Правда, будь я редактором этого словаря, изменил бы концовку: решение, угодное природе, которое ты реализуешь, продолжая лежать.

Теперь немного о себе. В предисловии упоминалось, что я по нужде (но без принуждения) стал огородником смолоду. Естественно, традиционным трудоголиком. Потом университет, аспирантура, работа в вузах отдалили меня от земли – я общался с ней лишь от случая к случаю. Скажем, мог выполоть бахчу иди накосить сена, когда приезжал проведать моих бесконечно дорогих родителей. Косовица, кстати, была моим хобби – возможно, потому, что владеть косой меня научил отец. Я не бахвалюсь, а просто отмечаю педагогический казус: ученик превзошел учителя – и какого учителя! Эта самая тяжелая крестьянская работа, самая лобогрейная была мне в охотку: я не мучил косу, а владел ею. На косовице я не уставал, мог не делать перерывов по 4–5 часов. Той тяжестью я наслаждался.

Любая работа на земле меня не раздражала, не изнуряла. Однако подсознательно я ощущал: что-то у земледельцев не так. В таежных сибирских чащах такие малинники и смородинники, что бывали ситуации, когда с одной стороны куст малины объедал медведь, а с другой трудилась ягодница. Можно представить себе, с какой скоростью они разбегались в разные стороны, увидев друг друга! Говорят, что ягодница опрокидывала не только туесок, но и время: оказывалась дома раньше, чем ушла в лес. Впрочем, медведь тоже не пас задних – его поведению в таких ситуациях мы обязаны выражением «медвежья болезнь».

Так вот, меня с детства интересовало, почему за кустами малины и смородины, вокруг которых целыми днями «водят хороводы» хозяева садов и палисадников, может спрятаться разве лишь воробей, а в тайге и медведя можно не заметить. И почему рябина в лесу, не знаясь с секатором, с каждым годом цветет и пахнет все сильнее, а яблоня – растение из того же семейства Розовые, самая близкая родственница рябины (даже плоды у них зовутся одинаково – яблоки), – дичает, стоит забыть на минуточку об обрезке.

Парадокс «Работа – запредельная, а выход – с гулькин нос» был тотальным. Но фиксировал я его как-то вяло, отстраненно. Так было практически всю мою трудовую жизнь. И лишь перед выходом на пенсию я как бы проснулся, внутренне взбунтовался и, как говорят, занял активную жизненную позицию.

Погрузился в огородную литературу – без разбору. Потом понял, что это никчемное занятие. Журналы и книги были полны добрых советов, укладывавшихся в мазохистский вариант закона о сечении 80/20: как, затратив дополнительные 80 % средств и усилий, получить на 20 % бóльшую отдачу. Даже поучаствовал в этом малопочтенном балагане: напечатал десяток заметок в разделах «А я делаю так» разных журналов. Но, слава богу, быстро остыл и к такой литературе, и к такого рода изысканиям.

Теперь я знаю, кого мне не хватало: Ивана Евгеньевича Овсинского, Эдварда Фолкнера, Масанобу Фукуоки. Но они тогда были недоступны и я о них просто ничего не знал. Николай Иванович Курдюмов был еще слишком юн, с Семеном Свиридоновичем Антонцом и Виталием Трофимовичем Гридчиным я не был знаком, Зепп Хольцер еще не ездил по белу свету и не звал гостей. У меня не было ни наставника, ни кумира (если не считать того, что, еще будучи школьником, и позже, в зрелые годы, я выискивал в газетах и журналах упоминания о Т. С. Мальцеве – бесконечно обаятельный Терентий Семенович был мне дорог и мил).

И вот довелось мне почти 3 года (наездами) прожить в США, в частности в штате Пенсильвания – колыбели органического земледелия. Там я дорвался до литературы издательства Rodail Press. Не пропускал ни одной фермы, которую можно было посетить. Это было потрясение! Читал взахлеб подшивки журнала Organic Gardening за все годы, книги, энциклопедии. Дома, в Украине, как заядлый органист, выкопал компостную яму объемом 10 м 3 и за лето заполнял ее тщательно сбалансированными ингредиентами – десятками тонн донника и озерных водорослей. Даже подумывал вяло, не повезти ли при очередной поездке ведерко своего отменного компоста за океан, на один из фермерских конкурсов, где в качестве призов были трактор, мототиллер (у нас аналог этой штуки зовут мотоблоком), компостер (подобие миксеров для бетона) и т. п. С большим удовольствием перенимал некоторые методы органистов – мульчирование, совместные посадки растений…

Без ложной скромности могу сказать, что в стране было не так много людей, перед которыми как земледельцами-органистами я должен был бы снять шляпу.

Но увлечение органическим земледелием постепенно сходило на нет. В недоумение меня вводили многие факты и фактики:

● никаких табу на рыхление почвы: в «Энциклопедии органического земледелия» можно было встретить подробнейшее описание мазохистской французской (на два штыка) перекопки – дескать, только так можно угодить, к примеру, дайкону; а в журнале Organic Farming – статью с игривым заголовком «Пахать? А почему бы и нет?»;

● странные основания для объявления выращиваемых продуктов питания экологически чистыми: для многолетних культур, дескать, нельзя использовать «химию» в течение 12 месяцев до появления бутонов, а для одно– и двухлетних – в течение 12 месяцев до сева-посадки. Это полное игнорирование возможной загрязненности почвы: в течение многих десятилетий, а не жалких 12 месяцев хранит она продукты разложения гербицидов и пестицидов (подчас канцерогенные). И нет у растений секьюрити, фильтрующих поступление этой «химии» в плоды;

● досадное разочарование в компосте – много лет подряд довелось наблюдать, что на грядке компост оказывался куда менее полезным, чем на бумаге;

● глушение сорняков настолько толстым слоем мульчи, что напрочь ликвидируются условия для воздухообмена, оседания атмосферной влаги и нитрификации в почве – то есть, попросту, обычные, природные условия жизни растений;

● такая процедура посадки деревьев, что хочется иметь в подчинении хозяйственную роту (яма «два на два», стенки выложены мелкой рабицей, на дне ямы – по полмашины гравия и компоста и т. п.).

После этих обескураживающих рекомендаций Organic Garden («органический садрод») представал капризным, недружелюбным, этаким всепожирающим Молохом, а возня с обертыванием в пластиковую оболочку так называемых органических луковиц, картофелин, слив – детской игрой.

Я пришел к выводу о бессмысленности, суетности перемещения органики в яму и из ямы. То есть ничего плохого в готовом компосте я не видел, но и хорошего – в сравнении с объемами возни – так мало, что никак не оправдывалась суета вокруг него. И я без сожаления, лишь посмеиваясь над своей наивностью, засыпал свою «чудо-яму».

Потом благодаря О. В. Тарханову (директору Башкирского научно-инженерного центра по технологии переработки органики) и Н. И. Курдюмову на смену теориям гумусного и минерального питания растений (а также смесям этих теорий) пришло понятие о динамическом плодородии, и в моем лексиконе слова «компост», «компостирование», «вермикомпостирование», «биогумус» безвозвратно перекочевали в ненормативную часть (я имею в виду делаемый компост и компостирование вне грядок с растениями).

Кстати, я горжусь тем, что мне посчастливилось общаться с Олегом Владимировичем Тархановым – ярким, эмоциональным, энциклопедически образованным и необыкновенно мужественным ученым. Мне везло на встречи с неординарными людьми. Встреча с Олегом Владимировичем – одна из них. Грех мне жаловаться на Бога, коль он к своим щедротам добавил еще и эту.

Теперь я уверен, что компостирование (делание компоста не на грядке, в присутствии растений – потребителей продуктов разложения, а где-то на задворках) – порочное и даже преступное занятие, наносящее вред «четыре в одном». Оно требует больших трудозатрат, но до трех четвертей питательных веществ теряется в процессе компостирования: часть твердых фракций продуктов разложения вымывается и загрязняет подземные воды, а газообразные (углекислый газ, метан, аммиак, сероводород) улетают в атмосферу, уплотняя слой парниковых газов. И в результате сам компост уже не является хорошим удобрением (подробнее об этом – в главе 7).

Было бы смешно, если бы не было так стыдно: натужно возимся с компостом, чтобы с размахом разграбить огород, еще ощутимее навредить биосфере и заменить плоды их муляжами. Нарочно не придумаешь! В американской литературе можно встретить вовсе уж бесчеловечные рекомендации: каждые 3 дня – для ускорения разложения – перетряхивать компост!

Я не кровожаден, но ввел бы штрафы за нагромождение органики в компостных кучах, ямах и т. п., за организацию разложения органики без растений. Если бы это чему-нибудь помогло, то я уколол бы свой язык, вдохновенно говоривший когда-то о компосте и компостировании и певший дифирамбы «чудо-яме».

Замена минеральных удобрений якобы органическими (компостом) была сердцевиной органического земледелия и дала, собственно, название ему. Вместе с компостом, понятно, я прощаюсь и с органическим земледелием, выхожу, так сказать, из партии органистов. Но я не хлопаю дверью – в рядах органистов узнал много полезного и осознал массу заблуждений. А это самое важное в учебе. Невероятно, но факт: ни в одной из дюжины своих книг я не употреблял (как-то подсознательно) термин «органическое земледелие» для обозначения того, чем занимался, хотя некоторые приемы у органистов заимствовал.

Словно в лесу, крутился я между тремя соснами: щадящее, восстанавливающее, сберегающее земледелие. А о том, во что погружен сейчас, – в следующем разделе.

Определяющие черты природосообразного земледелия

Системы хозяйствования, альтернативные традиционному (пахотному) и органическому земледелию, называют естественным, природным, природосообразным, натуральным, реабилитационным, адаптивным, биологическим, разумным, осознанным земледелием. Эти системы отличаются фактически лишь названием. Все они подразумевают хозяйствование в ладу с Природой (у злагоді з Природою – эти ладные слова я впервые услышал от Семена Свиридоновича Антонца).

Из русских названий мне больше всего по душе идущее от Т. С. Мальцева определение «природосообразное земледелие». Одна у этого названия беда – его еще и выговаривать надо. Однако более благозвучного, но столь же емкого определения пока нет. Вот в украинском – есть: природодогоджаюче, природопотураюче землеробство («потурати» – потакать, потворствовать, относиться поблажливо). Пальчики оближешь!

Я не забыл о набирающей популярность пермакультуре – пике природосообразности: в книге «Зазовем пермакультуру в огород» рассказал, что огород можно сделать достойным называться пермакультурным. Нет водораздела между пермакультурой и природосообразным земледелием. И если я остаюсь приверженцем определения «природосообразное», то не только потому, что оно наше, из нашего языка, а еще и потому, что оно информативно. В нем прямо называется ведущая, самая важная черта этого земледелия (чего, строго говоря, нет в термине «пермакультура»). Дефиниция «природосообразное» недвусмысленно подсказывает, как следует хозяйствовать на земле. Я не вижу иного столь же емкого определения для альтернативы традиционному и органическому земледелию.

Любопытная деталь: Хольцер несколько десятилетий называл себя пермакультуристом, говорил о пермакультуре Хольцера. Но вот вышла его лучшая, на мой взгляд, книга «Пустыня или рай», и в ней он говорит уже о природосообразном земледелии (naturgemässe Landwirtschaft). Трогательно было увидеть этот поклон незабвенному Терентию Семеновичу Мальцеву из дальнего зарубежья.

Между прочим, органическое земледелие зашло в тупик именно из-за несообразного с Природой нагромождения органики в компостных ямах, кучах и всевозможных контейнерах-компостерах. В естественных условиях, в противовес этой практике, вся органика разлагается, будучи более или менее равномерно распределенной по поверхности почвы, в присутствии растений – потребителей продуктов разложения.

Еще одна выразительная деталь. В поощряемых органистами нагромождениях органика может разлагаться и в холодную пору (гореть), так что горемычная среда обитания (и атмосфера, и мировой океан) пополняется отходами процесса горения и в холодное время года. В умеренных же количествах органика начинает разлагаться лишь тогда, когда становится совсем тепло и… появляются растения – потребители продуктов разложения. Какая тонкая саморегуляция природных процессов! И каким слоном в посудной лавке выглядит земледелец, занимающийся компостированием (вермикомпостированием, ЭМ-компостированием). Чем тоньше и эффективнее технология компостирования, тем оно вреднее.

У природосообразного земледелия можно выделить такие ведущие, определяющие черты:

1) неуклонное следование Природе;

2) минимизация вмешательства в жизнь биоценоза и решение проблем биоценоза преимущественно его же силами;

3) интегральный, синергический подход к биоценозу;

4) забота об охране среды обитания;

5) забота о благоденствии огородника.

Следовать Природе в огороде – это значит делать его максимально похожим на устойчивые природные биоценозы, скажем, на лесную поляну. Причем заботиться надо не столько о внешнем, сколько об идейном, концептуальном сходстве. И что удивительно: чем больше прорисовывается это сходство, тем комфортнее живется и огороду, и огороднику, и среде обитания.

Прежде всего не только нужно, но и нетрудно неуклонно следовать сформулированным Фукуокой четырем принципам естественного земледелия (именно так называл Масанобу-сан свою систему):

1. Отказ от вскапывания, то есть вспашки с переворачиванием почвы. Почва естественным образом рыхлит сама себя, с помощью корневой системы растений и деятельности микроорганизмов, мелких животных и земляных червей.

2. Отказ от химических удобрений и приготовленного компоста. Предоставленная самой себе, почва поддерживает плодородие естественным путем в соответствии с упорядоченными циклами растений и животных.

3. Отказ от прополки путем вспашки и обработки гербицидами: сорняки имеют свое место в сбалансированном биологическом сообществе и играют свою роль в создании почвенного плодородия.

4. Отказ от химических средств защиты растений. Предоставленная самой себе, природа пребывает в совершенном равновесии, поэтому разумный подход к защите от болезней и вредителей – выращивать сильные растения в здоровой среде.

Очевидно, что этим фундаментальным принципам автоматически, сам по себе следует всякий естественный устойчивый биоценоз. С чем тут спорить? Ни в лесу, ни в степи, ни на лесной поляне, ни на болоте никто не пашет, не рассыпает удобрения, не готовит компост, не полет, не травит гербицидами, пестицидами и фунгицидами все, что подвернется под руку. А между тем степь, лес, лесная поляна, болото неизменно в согласии с сезоном радуют глаз сбалансированным разнообразием. Разве лишь стихийное бедствие может подпортить картинку.

Всем этим принципам можно следовать и в огороде. Могу сказать, что в моем огороде не нарушается ни один из них. Пришел я к этому тогда, когда всерьез занялся огородом по выходе на пенсию. Естественно, не в одночасье, не вдруг.

О минеральных удобрениях, гербицидах, пестицидах, фунгицидах я забыл сразу. Во-первых, душа не принимала «химию»: жила во мне (и до сих пор живет) память о довоенной чистой еде. Во-вторых, я никогда не считал почву просто местом произрастания растений – всегда воспринимал ее как живой организм, которому противопоказаны непереборчивые, беспощадные ко всему живому химические средства. Невзрачные червивые яблоки всегда были для меня вкуснее сверкающих базарных красавцев с сомнительной биографией и промасленной кожурой. Я был чужд восторгов в связи с появлением очередного чудодейственного средства. «Такая прелесть этот «престиж» – в прошлом году окунула перед посадкой клубни в раствор, дык жук и в этом году на картошку не летит». И невдомек восторженной огороднице, что не надо бы делать внуку пюре из того, что колорадский жук картошкой не считает.

В то время, когда к биопрепаратам только подкрадывались, я смирялся (если не повезет) даже с фитофторозом. Бывало, поддавшись «пению сирен» у прилавка, покупал какое-то «уж очень эффективное» зелье (память удержала, к примеру, названия «тату» и «тотто»), привозил его в огород, но так ни разу и не поднялась рука применить его по назначению. Просто выбирал сорта помидоров, способные отрастать после болезни. Двадцать лет назад я купил первую и последнюю в своей жизни ампулу какого-то гербицида, чтобы вытравить ужасно расползшуюся облепиху. Но ампула и по сей день цела, а поросль облепихи уничтожил подкапыванием всходов по мере появления, то есть поборол облепиху классическим истощением корневой системы.

Никогда не считал минеральные удобрения удобрениями. Моих познаний в химии хватало, чтобы понять, что невозможно искусственно внести все нужное растениям (и даже узнать, что им на самом деле нужно), что разовое внесение одного, двух, трех, да хоть тридцати элементов в почву приводит к дисбалансу в плодах, наполняемых сотнями ингредиентов, что растения должны питаться сбалансированной пищей, которую способна предоставить лишь возвращаемая в почву органика. И ничто иное! Ничто! Об этом подробнее (и эмоциональнее) – в главе 7.

Что касается вскапывания, то я сразу отказался от лопаты. Интуитивно ощущал, что пахота/перекопка с оборотом пласта напрочь рушит живой организм – почву. Да и спине достается – не может не сказаться на здоровье дьявольская нагрузка на спину в согбенном положении! Однако в первые годы еще не стряхнул с себя вериги мифа «растения любят рыхлую землю», рыхлил ее, несчастную, садовыми вилами (правда, без оборота пласта). Но вскоре заметил, что такую почву, какой ее делают корни растений при поддержке всей почвенной рати, невозможно сделать металлом – и стыдливо опустил руки, так что металл у меня теперь ржавеет за ненадобностью.

В актуальности первого принципа Фукуоки одними из первых убедились североамериканцы, когда в 1933 году пыльные бури унесли с пахотных земель США и Канады в Атлантику и Тихий океан слой почвы толщиной до 35 см. Плуг стал сдавать позиции, и безвозвратно они были подорваны после выхода в свет книги Эдварда Фолкнера «Безумие пахаря» (1943 год). Убедившись в необходимости безусловного соблюдения этого принципа, в Северной Америке свернули производство плугов (в Канаде даже законодательно запрещена пахота). Справедливости ради, а не из одних только патриотических побуждений надо сказать, что видную роль в отказе от плуга сыграли на американском континенте выходцы из Украины.

У нас в конце ХIХ века сознательно отказался от плуга выдающийся ученый-агроном И. Е. Овсинский. Созданная Иваном Евгеньевичем новая система земледелия ограничивалась мелким двухдюймовым рыхлением (с помощью конного полольника). Правда, из-за противодействия чиновников от науки, раннего ухода Ивана Евгеньевича из жизни (он скончался в 1909 году в возрасте 53 лет) и последовавшей вскоре революции эта система не прижилась. А как старался Иван Евгеньевич! Способствовал обучению новой системе земледельцев (землевладельцев, крестьян и даже солдат, подлежащих демобилизации), рассылал по крестьянским общинам (за свой счет!) тысячи брошюр «Новая система земледелия». Но… тщетно. На стороне Ивана Евгеньевича были 300-пудовые аргументы. В самые засушливые годы (а они в конце века шли чередой) он собирал до 50 ц зерна с гектара (то есть как раз 300 пудов). Но на другой чаше весов оказались всесильные традиции (или косность?).

Ну а с приходом колхозов, в обстановке милитаризации всей страны стало невозможным никакое посягательство на плуг – об этом страстно пишет в своих книгах яростный сторонник и пропагандист природного земледелия Борис Сергеевич Анненков (Ижевск).

О всесилии традиций в среде земледельцев знаю не из разговоров на скамеечке. У меня во дворе, можно сказать, не закрывается калитка – едут и едут экскурсанты. На велосипедах, на машинах, на заказных и рейсовых автобусах. Бывают дни, когда количество гостей переваливает за сотню. Едут отовсюду: от Москвы до Черновцов и от Риги до Мариуполя. А соседям (с которыми у нас, между прочим, ладные, даже дружеские отношения) все не верится, что сорняки перестают докучать, если с ними не бороться, что не сталь, а корни растений рыхлят землю, что понятия «поливы» и «влагообеспечение растений» – даже не родственники.

Конечно, имиджу популяризатора природосообразного земледелия добавил бы лоска факт, что соседи «дружною толпой» ринулись читать Овсинского, Мичурина, Тимирязева, Курдюмова, Хольцера. Но даже не все томики с дарственной надписью соседа ими прочитаны. Чего нет (это я насчет «дружной толпы») – того нет. Доставшиеся соседям от мам и бабушек агросуеверия засели где-то на генетическом уровне, и я не считаю себя вправе посягать, фактически, на сыновние и дочерние чувства. Мне кажется уместным привести здесь слова Марины Цветаевой (из цикла «Две песни»):

Само – что дерево трясти! —
В срок яблоко спадает спелое…

Могу, конечно, ошибаться, но – уже вижу первые весомые и даже необратимые признаки пробуждения. Одна из соседок, к примеру, уже отказалась от плуга и рыхлит почву вилами. Семимильный шаг! К плугу она уже не вернется ни за какие коврижки. Другая соседка намеревается торжественно отметить выход на пенсию заменой пахоты севом сидератов. Словом, я тешу себя надеждой, что «в срок яблоко спадает спелое».

Вот анекдотическая история. Много лет просил я Тамару Федоровну обзавестись хозяйственным мылом – физически противны мне все до единого шампуни и турецкие мыла. И не из упрямства, а из одного лишь человеколюбия не шла бабулька навстречу моей прихоти. Как это так, дескать: имея под рукой душистые Thymotei или Duru, я буду пользоваться 72 %-ным мылом, сваренным – фу! – из костей и жира? Жалела, видите ли, меня. И причудой считала мое тяготение к «отходам бойни».

Но вот довелось мне поработать (в своем привычном амплуа – популяризатора природосообразного земледелия) в Международном духовном центре возрождения языческой культуры (село Раштовцы, Тернопольская область). Любезные хозяева подарили мне к отъезду несколько номеров своей газеты «Родная вера». В одном из них прочитала бабулька статью «Чем полезно хозяйственное мыло?». И ее словно подменили. Сотня строчек в газете сделала то, чего я тщетно добивался столько лет! Что это – сила печатного слова или непризнание пророка в своем отечестве? Теперь я нахожу хозяйственное мыло чуть ли не под подушкой.

Тонкая это штука – перестройка традиций и привычек. Доспеть должно яблоко… И есть, по-видимому, какая-то магия в печатном слове.

Вернемся, однако, к истории. Особенности климата в южных степях Западной Сибири вынудили народного академика Т. С. Мальцева задуматься начиная с 30-х годов прошлого века над сохраняющей почву системой ее обработки. Он пришел к сочетанию регулярной поверхностной обработки и редкой (один раз в несколько лет) безотвальной пахоты. Была разработана и соответствующая система машин. Причем контакты Терентия Семеновича с американцем Эдвардом Фолкнером (даже в специфические, скажем так, 40-е годы, при непредсказуемом Сталине и всесильном Берии) были плодотворнее и намного приятнее, чем с теми, от кого напрямую зависел отказ от пахоты. Терентий Семенович безутешно горевал на закате жизни от неизменной толстокожести, непробиваемости сменяющих друг друга власть предержащих.

Мне довелось встретить неожиданное подтверждение актуальности работ Терентия Семеновича в трилогии А. В. Клименко «Жили среди нас…», описывающей жизнь западносибирского уездного города (кстати, это мог быть и родной Терентию Семеновичу Шадринск) в первой половине прошлого века: «Иван Пивоварчик был из тех поздних переселенцев, что всю жизнь искали свое черноземное Эльдорадо: распахивали целину, засевали, снимали урожай и, обманутые щедростью земли, обрастали хозяйством, рожали детей, но на третий-четвертый год из пустыни прилетал сухой желтый ветер, поднимал вверх распаханный вспушенный чернозем и вместе с семенами уносил черное облако крестьянских надежд».

Любопытно: Анатолий Васильевич заметил, что улетал чернозем именно распаханный, вспушенный, то есть разглядел и недвусмысленно указал первопричину беды. И он продолжает: «От голода уходили на новые земли. Искали-искали, и не от удачи, не от мудрости, а от усталости останавливались, снова клали саманные хаты, докапывались до соленой, как пот, воды, сажали перед окнами скупую на тень желтую акацию. Жили – ждали беды». Очень точно расставил акценты Анатолий Васильевич.

Ожиданием беды от интенсивной распашки целины в Сибири и Казахстане и поисками средств отвести беду жил академик А. И. Бараев. И лишь жестокие пыльные бури, разнесшие 35-сантиметровый слой вспушенного целинного чернозема по всей Европе, вынудили руководство страны создать на целине Институт зернового хозяйства под руководством Александра Ивановича для разработки и внедрения почвозащитной системы земледелия.

Одним из сподвижников Бараева был знаменитый целинник Ф. Т. Моргун. По возвращении на Полтавщину, где Федор Трофимович стал первым секретарем обкома КПУ, на базе колхоза им. Орджоникидзе (ныне – ЧП «Агроэкология»), руководимого легендой сельского хозяйства С. С. Антонцом, он организовал «полтавский эксперимент» по ускоренной разработке и внедрению почвозащитной системы земледелия.

Жаль, что к сегодняшнему дню хозяйство Семена Свиридоновича остается своеобразным оазисом в пустыне: доля украинской пашни, обрабатываемой подобно тому, как это делается в «Агроэкологии», составляет всего 0,7 %. Можно выделить такие причины торможения:

● невероятно велика сила инерции, живучи мифы типа «растения любят рыхлую землю» (и не слышат земледельцы доводов, что почва от механического рыхления умирает и не могут растения любить мертвую землю);

● аграрным бизнесом в большинстве своем занимаются земледельцы старой закалки, привычно не представляющие себе высокие урожаи без вспашки, гербицидов и пестицидов;

● в системе ценностей современного человека практически отсутствует понимание важности плодородия земли – не только как сельскохозяйственного ресурса, но и как качества среды обитания человека; умами многих земледельцев не овладела мысль, что без плодородия почвы благополучная жизнь человека как биологического вида становится принципиально невозможной;

● сельское хозяйство, по меткому замечанию Фукуоки, перестав производить еду, потеряло собственное направление, стало нестабильным, превратилось в бизнес, и никому из бизнесменов не хочется терять мощный рынок «химии»;

● политика государства (как и во времена Т. С. Мальцева) не способствует развитию почвозащитных технологий, в частности, нет общегосударственных поддерживающих программ и льгот для агрофирм и фермеров, занимающихся природным земледелием.

Правда, в азиатской части бывшего СССР почвозащитную систему земледелия исповедует несколько бóльшее количество хозяйств: там земледельцы были сильнее напуганы тем, что вытворяли пыльные бури на целине на рубеже 50 – 60-х годов. Но в целом плуг и до сих пор массово бороздит наши поля. И не последнюю роль в том, что он прочно стоит на ногах (точнее – висит веригами на наших ногах), играет миф, что растениям нужна рыхлая почва.

Итог: пахота вместе с ужасающими объемами органики (навоза), не возвращаемой на поля, способствует сокращению плодородных земель. Эти земли всегда сжимались, как шагреневая кожа. Но если на заре агрикультуры ежегодно терялось в среднем около полумиллиона (из 3 миллиардов) гектаров плодородной земли, то теперь каждый год исчезают уже 3 миллиона гектаров (из оставшегося 1 миллиарда!).

Третьему принципу Фукуоки – управлению сорняками – посвящена отдельная глава. Рассказ о втором и четвертом принципах – отказе от химических удобрений и приготовленного компоста и отказе от химических средств защиты растений – рассыпан по всему тексту. Кроме того, во многих главах рассказывается о приемах мимикрии огорода, делающих его чуть ли не клоном лесной поляны.

Минимизациявторженийв жизньбиоценозаи решениепроблембиоценозапреимущественноегожесилами – это признание факта, что огород, начиняемый дающими еду растениями, вынужден мириться с определенным вмешательством огородника, однако вторжения не должны уводить огород от Природы, перечить ей.

Правда, устройство садорода по образцу и подобию леса не следует понимать буквально. Лес как естественный биоценоз действительно может жить без какого-либо вмешательства человека. Но в садороде вовсе без интервенций в жизнь биоценоза не обойтись. Можно сослаться, к примеру, на необходимость прикрыть семена (спасти их от птиц, грызунов и пересыхания на солнце), посадить картофель, выкопать выросшую морковь и т. п. Однако, признавая вмешательства неизбежными, следует стремиться минимизировать их, то есть сделать так, чтобы каждое было максимально щадящим по отношению к биоценозу.

Взять хотя бы ту же копку моркови. Вовсе не обязательно выкапывать ее, как это обычно делается, подчистую. Можно оставить не лучшие морковки в земле, и они в худшем случае (если им не повезет и они вымерзнут) без дополнительных забот обогатят почву органикой. Но гораздо чаще морковки стойко переносят зиму в земле, весной кустятся и выбрасывают цветоносы. И перед огородником встают труднейшие проблемы выбора:

● сколько зонтиков собрать для пахучей приправы,

● какую часть их оставить на семена (и для защиты лука от луковой мухи, если огородник догадается использовать эту грядку под лук),

● сколько мощных цветущих кустов отправить в ЭМ-силос.

Типичная ситуация: ограничение вмешательства, укрощение трудолюбивых (шаловливых?) ручек дает уйму дивидендов. В случае с копкой моркови огородник просто так, за счет уклонения от тотальной уборки моркови получает ее семена (точно свежие), душистую приправу, надежную защиту от луковой мухи, биомассу для силосования. И еще один весомый бонус: чем меньше рыхлится земля, тем лучше сохраняется ее структура.