Картина Репина «Приплыли». История одного заблуждения
Наверное каждому хоть раз доводилось оказываться в неожиданной или патовой ситуации, когда так и просится на ум идиома «картина Репина «Приплыли», как выражение выплескивающихся через край эмоций, вызванных сюрпризом, обычно не слишком приятным.
Многие думают, что появилось оно благодаря картине художника-классика, на которой изображены монахи, заплывшие на своей весельной лодке в купальню к обнаженным девушкам.
Может и стоило бы оставить любителей крылатых фразочек в неведении по поводу их огромной ошибки. Но зачем?
Говорят, предупрежден, значит вооружен (по крайней мере, против интеллектуалов, которые могут захотеть поставить человека в еще больший тупик своими огромными знаниями. А кому это надо, если ситуация и без того критическая?)
Итак, мы готовы разрушить сложившийся миф и вложить свои пять копеек в дело общественного посвящения.
Оказывается, легендарное полотно не имеет никакого отношения к известному живописцу.
Репин никогда не рисовал ни девиц-красавиц, ни монахов, ни их лодку, ни окружающие пейзажи. Картина принадлежит кисти Льва Григорьевича Соловьева, который написал ее в семидесятых годах девятнадцатого века. Ее оригинальное название «Монахи. Не туда заехали» (почти «Приплыли»).
В начале двадцатого столетия полотно поступило на выставку в Сумской художественный музей и в тридцатых годах висело на стене рядом с несколькими творениями Репина.
Люди, не слишком разбиравшиеся в искусстве, посчитали, будто все работы выполнил один и тот же художник. Сам сюжет привлек их внимание и показался забавным.
Видимо, тут сыграли роль лица монахов. Юноша выражает крайнюю растерянность, даже весла в его руках замерли. А старец рядом с ним улыбается. Прямо-таки напрашивается словечко «приплыли!», когда сморишь на его лицо.
Учитывая нелюбовь к священнослужителям на заре строительства коммунизма, комизм ситуации просто не мог не вызывать обсуждений, а после и появления крылатой фразы, правда, с серьезной ошибкой.
Вот так народная молва приписала авторство картины одного художника другому да разнесло о ней весть по городам и селам. Даже тот, кто никогда не видел полотна, взяв на экзамене сложный билет, наверняка тяжко вздохнет и непроизвольно выругается: «Ну вот, картина Репина «Приплыли».
Дай Бог, чтобы экзамен нужно было сдавать не по истории живописи.
Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/creation/kartina-repina-priplyli-istoriia-odnogo-zablujdeniia-5d72340df557d000ae6e408a
Лисеич
Посмотришь, какой он на фотографиях — глаза веселые, улыбка прячется в усах и бороде, волосы взъерошены. И весь он такой ладно скроенный, не богатырь, но видно: крепкий человек, бывалый. С таким не то что на охоту, на Северный полюс можно двинуть. Лисеич, одним словом.
А глядя на картины Константина Алексеевича, непременно подумается о счастье. Не вообще о счастье, а вот о какой-нибудь минуте в летних сумерках, когда дождевые тучи уходят за грузные мокрые тополя, а солнце вдруг заливает двор тихим малиновым светом.
Оказывается, и русский человек может быть счастлив. Может быть радостен и приветлив.
Коровин считал, что настоящий живописец всегда поэт. Художник — и не понимает поэзии? Чушь собачья. Быть такого не может. «Разве не поэт Левицкий — какие и как поняты у него женщины! — говорил он своим ученикам. — И разве не поэты Рембрандт и Боттичелли. «
Когда его друзья уезжали в Италию, Коровин забирался в какую-нибудь неказистую деревеньку Владимирской губернии, бродил там по лесам и полевым дорогам. Писал этюды без устали. Когда его картины появлялись на выставках, люди удивлялись: ярко, сочно, не хуже Италии. Ведь до Коровина-то среднерусскую природу видели все больше серенькой, унылой, со свинцовыми тучами.
Лисеич не разделял природу, людей, искусство — все это была для него одна жизнь. «Чудесна жизнь», — приговаривал он. Как хорошо, что он успел оставить нам не только свои веселые картины, но и воспоминания. Читая их, проникаешься каким-то мирным и снисходительным чувством. И думаешь о сегодняшнем дне уже без раздражения и досады: что ж, бывают и такие времена. И в такие времена надо кому-то жить.
Этот добродушный, чуть насмешливый взгляд не изменял Константину Алексеевичу даже в смуту 1917 года.
«Один ученик пришел ко мне. Я в это время ел что-то за столом. Я пригласил его. Он, кушая, спросил меня:
— Что это за портреты у вас на стене висят?
— Моего деда один, а другой моей бабушки.
— А вот у вас нет портрета товарища Луначарского.
— Нет, — говорю, — нету.
— А портрета Владимира Ильича, я вижу, тоже нету, — говорит он.
— Нет, — говорю, — нету.
— А жаль, — сказал он, вздохнув. — Какие личности. Не мешало бы вам завести.
Выходя из-за стола, я говорю ученику.
— Товарищ ученик, вот мы поели, споемте теперь «Интернационал». Начинайте, товарищ.
— Что же, — говорю, — вы не знаете.
Он робко ответил:
— Знаю немного, да не твердо.
— Ну, к субботе чтоб знали. Прощайте».
Власть не любит, чтобы к ней относились иронически. Так русский художник оказался в изгнании. Там и пришлось обратиться к писательству — надо было кормить семью. Его рассказы печатались в эмигрантских газетах. Шаляпин дивился тому, какой большой литературный талант открылся у его старого друга: был просто художник, а стал художник слова.
Проза Коровина — это, конечно, поэзия. Некоторые страницы запиши столбиком — и вот тебе стихи. Верлибр.
Сегодня все рассказы Константина Алексеевича собраны и часто издаются. Причем книги художника расхватываются без всякой рекламы. Любой книжный интернет-магазин высыпет перед вами обложки книг Коровина, но под каждой приписка: «нет в продаже». А под обложкой коровинских «Рассказов о любви к людям» написано: «ожидается».
Что ж, подождем. Может, еще и дождемся любви к людям.
А сам Константин Алексеевич ни одной своей книги в руках не успел подержать.
В 1939 году во время налета фашистской авиации на Париж старый художник споткнулся на улице и больше не встал. Возможно, он успел еще что-то сказать подбежавшим людям.
«Это я. это мое пение за жизнь, за радость. я люблю солнце, реку, цветы, смех, траву, природу, дорогу. «
Источник статьи: http://rg.ru/2021/02/24/konstantin-korovin-nastoiashchij-hudozhnik-ne-mozhet-ne-byt-poetom.html
Картина Репина «Приплыли». История одного заблуждения
Наверное каждому хоть раз доводилось оказываться в неожиданной или патовой ситуации, когда так и просится на ум идиома «картина Репина «Приплыли», как выражение выплескивающихся через край эмоций, вызванных сюрпризом, обычно не слишком приятным.
Многие думают, что появилось оно благодаря картине художника-классика, на которой изображены монахи, заплывшие на своей весельной лодке в купальню к обнаженным девушкам.
Может и стоило бы оставить любителей крылатых фразочек в неведении по поводу их огромной ошибки. Но зачем?
Говорят, предупрежден, значит вооружен (по крайней мере, против интеллектуалов, которые могут захотеть поставить человека в еще больший тупик своими огромными знаниями. А кому это надо, если ситуация и без того критическая?)
Итак, мы готовы разрушить сложившийся миф и вложить свои пять копеек в дело общественного посвящения.
Оказывается, легендарное полотно не имеет никакого отношения к известному живописцу.
Репин никогда не рисовал ни девиц-красавиц, ни монахов, ни их лодку, ни окружающие пейзажи. Картина принадлежит кисти Льва Григорьевича Соловьева, который написал ее в семидесятых годах девятнадцатого века. Ее оригинальное название «Монахи. Не туда заехали» (почти «Приплыли»).
В начале двадцатого столетия полотно поступило на выставку в Сумской художественный музей и в тридцатых годах висело на стене рядом с несколькими творениями Репина.
Люди, не слишком разбиравшиеся в искусстве, посчитали, будто все работы выполнил один и тот же художник. Сам сюжет привлек их внимание и показался забавным.
Видимо, тут сыграли роль лица монахов. Юноша выражает крайнюю растерянность, даже весла в его руках замерли. А старец рядом с ним улыбается. Прямо-таки напрашивается словечко «приплыли!», когда сморишь на его лицо.
Учитывая нелюбовь к священнослужителям на заре строительства коммунизма, комизм ситуации просто не мог не вызывать обсуждений, а после и появления крылатой фразы, правда, с серьезной ошибкой.
Вот так народная молва приписала авторство картины одного художника другому да разнесло о ней весть по городам и селам. Даже тот, кто никогда не видел полотна, взяв на экзамене сложный билет, наверняка тяжко вздохнет и непроизвольно выругается: «Ну вот, картина Репина «Приплыли».
Дай Бог, чтобы экзамен нужно было сдавать не по истории живописи.
Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/creation/kartina-repina-priplyli-istoriia-odnogo-zablujdeniia-5d72340df557d000ae6e408a
Кто на самом деле написал картину Репина «Приплыли»?
Выражение «картина Репина «Приплыли» стало настоящей идиомой, которой характеризуют патовую ситуацию. Картина, ставшая частью фольклора, написанная Ильёй Репиным(1844-1930) никогда не существовала. Точнее всё дело в том, что картину, которую народ приписывает кисти Ильи Репина написал художник Лев Соловьёв и называется она «Монахи. Не туда заехали».
Написана картина была в 1870-х годах, и до 1938 года поступила в Сумской художественный музей. В 1930-х годах картина висела на музейной выставке рядом с полотнами Ильи Ефимовича Репина, а посетители решили что и это полотно принадлежит великому мастеру. А потом ещё и присвоили «народное звание» — «Приплыли».
В основе сюжета картины Льва Соловьёва — сцена купания. Несколько женщин заходят в воду, некоторые уже в воде. Центральной фигурой картины является группа монахов, лодку которых случайно занесло к купальщицам. Художник сумел передать эмоции и изумление на лицах участников этой неожиданной встречи. Немного информации об авторе знаменитой картины:
Лев Григорьевич Соловьёв (1837-1919)- российский художник, педагог и поэт. Родился в крестьянской семье. Художник-самоучка. Начинал свой профессиональный путь как ремесленник, затем учился в иконописной мастерской в Воронеже. С 1872 по 1878 год проживал в Санкт-Петербурге, где вольнослушателем посещал занятия в Императорской Академии художеств. Вернувшись в Воронеж, много работал как иконописец. Писал жанровые картины и портреты, иллюстрировал произведения Николая Алексеевича Некрасова. С 1893 по 1907 год руководил в Воронеже частной художественной школой. Публиковал в газете «Дон» статьи об искусстве и обзоры художественных выставок, а также стихи. Среди его учеников были Елена Андреевна Киселёва(1878-1974) и Александр Никитич Парамонов(1874-1949).
Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/andrew_berezkin/kto-na-samom-dele-napisal-kartinu-repina-priplyli-5f315869be8c144e5dc92d5a
Известная неизвестная
Опубликовано: А.В. Чекмарёв. О неизвестном портрете хозяйки усадьбы Марьино // Русская усадьба. Сборник Общества изучения русской усадьбы. Выпуск 21 (37). СПб — Москва, 2017. С. 260-270.
В изданном Ярославским художественным музеем в 2014 г. каталоге графики опубликован акварельный портрет неизвестной дамы «в готической беседке» работы Кристины Робертсон. [i] Он датирован 1843 г. и поступил в составе крупной ленинградской коллекции В.В. Ашика. В типичной для этой шотландской художницы манере изображена красивая дама, печально смотрящая на море из глубины сводчатого готического интерьера. Взгляд даже не столько устремлен в морскую даль, сколько внутрь себя, модель кажется отрешенной и погруженной в собственные переживания. Можно предположить, что эта меланхоличная по настроению акварель является эскизом большого живописного портрета. Настроение модели поддержано некоторыми деталями, заставляющими подозревать пережитую утрату. Черное платье, а главное – траурная вуаль на волосах, молитвенник в руке. Вещь явно создавалась по какому-то грустному поводу в жизни изображенной.
К. Робертсон. Неизвестная в готической беседке.1843 г. Ярославский художественный музей. Опубликовано: Ярославский художественный музей. Каталог собрания. Рисунок, акварель, миниатюра XVIII — начала XX века. М., 2014. С. 149. №571. Бумага, акварель, 23,8 х 18,7 см. Благодарю сотрудников ЯХМ и лично Т.А. Лебедеву за предоставление портрета для публикации
Кристина Робертсон дважды подолгу жила в России, в 1839-1841 гг. и в 1847-1854, умерла и похоронена в Петербурге. [ii] В первый свой приезд она была очень популярна как портретистка в кругах столичной знати. Переписав семью императора, она оставила и многочисленные портреты придворных дам. Именно женские образы удавались ей лучше, в них она всегда была исключительно комплиментарна, умея подчеркнуть грацию, утонченность и благородство дам любого возраста и комплекции. Среди ее заказчиков были лучшие петербургские семейства – Нарышкины, Юсуповы, Куракины, Шереметевы, Бутурлины, Барятинские, Орловы-Давыдовы. Казалось бы, среди такого широкого круга титулованных особ практически нереально установить личность модели на ярославском портрете. И все же, кажется, ее тайна может быть раскрыта.
С большой вероятностью, это княгиня Мария Федоровна Барятинская (1793-1858), урожденная немецкая графиня Келлер, с 1813 г. супруга дипломата и владельца знаменитой курской усадьбы Марьино Ивана Ивановича Барятинского, мать фельдмаршала Александра Ивановича Барятинского и племянница другого фельдмаршала – Петра Христиановича Витгенштейна. Она стала второй супругой князя в бытность его русским посланником в Мюнхене, в 1807 г. он потерял первую жену, англичанку. В браке сохранила лютеранство. Была известна своей красотой, воспитала семерых детей. От княгини Барятинской осталась немалая иконография, и дама на портрете из Ярославля имеет с ней внешнее сходство. Однако этим не исчерпываются аргументы в пользу выдвигаемого предположения.
Главный дом в усадьбе Марьино князей Барятинских. Фото автора. 2014 г.
Неизвестный художник. Портрет княгини М.Ф. Барятинской с сыном Владимиром. 1818 г. ГИМ. Происходит из усадьбы Марьино
Р. Лефевр. Портрет М.Ф.Барятинской с дочерью Ольгой. 1817 г. Музей-заповедник «Новый Иерусалим». Происходит из усадьбы Марьино
Кристина Робертсон оставила портреты практически всех членов семьи Барятинских и их ближайших родственников – Орловых-Давыдовых, Кочубеев и Витгенштейнов. Это фамилии вышедших замуж дочерей Марии Федоровны — Ольги, Марии и Леониллы. Из портретов самой Марии Федоровны кисти Робертсон наиболее известен хранящийся сейчас в Барнауле, в художественном музее Алтайского края. [iii] На нем княгиня изображена в динамичном повороте, почти оглядываясь назад. На ней темное платье, похожее на наряд героини с ярославской акварели, на волосах белая кружевная вуаль. Почему-то в музее портрет всегда ошибочно считался изображением княгини Марии Ивановны Кочубей (1818-1843), урожденной Барятинской, т.е. дочери, а не матери. Хотя дочь в начале 1840-х гг. была явно моложе, к тому же внезапно умерла, едва достигнув 24 лет. Кристина Робертсон написала и ее портрет (варианты в ГТГ, Музее Узбекистана, ГМИИ имени А.С. Пушкина, ГИМе), который как раз и доказывает, что в Барнауле представлена совсем не она, а ее мать. [iv] Тем не менее, еще в 2014 г. работа экспонировалась на выставке «Русский аристократизм с британским акцентом» как портрет М.И. Кочубей. [v] Только недавно, после публикаций в интернете, наконец-то произошла переатрибуция. В Алтайский музей портрет Барятинской был передан в 1960 г. из Государственного Исторического музея, а до революции находился в знаменитой подмосковной усадьбе Орловых Отрада-Семеновское, хозяйкой которой в середине XIX в. была другая дочь Марии Федоровны Ольга Ивановна Орлова-Давыдова. У барнаульского портрета имеется старая копия (или авторское повторение) в Сызранском историко-краеведческом музее, происходящая из приволжской усадьбы Орловых Усолье. [vi] Там модель всегда идентифицировалась безошибочно.
К. Робертсон. Портрет М.Ф. Барятинской. 1841 г. Художественный музей Алтайского края, Барнаул. Происходит из усадьбы Отрада
Неизвестный художник (К.Робертсон?). Портрет М.Ф. Барятинской. Историко-краеведческий музей, Сызрань. Происходит из усадьбы Усолье
Неизвестный художник (копия с К. Робертсон). Портрет княгини М.И. Кочубей. После 1839 г. ГТГ. Происходит из усадьбы Марьино
Существует также большой парадный (в рост) портрет княгини Барятинской работы Робертсон, хранящийся в ГИМе. Он попал туда из курской усадьбы Марьино. [vii] С определением модели существует давняя путаница, ее считают то Марией Федоровной, то ее дочерью Ольгой Орловой-Давыдовой. [viii] Тут надо напомнить, что современники особо отмечали красоту и свежесть княгини, очень долго сохранявшей молодость. Их считали очень похожими с дочерью Ольгой. Да и салонное искусство шотландской художницы («льстивая кисть британки», по словам М.Д. Бутурлина) способствовало сохранению женской красоты, пусть не в жизни, но на картинах. Тщательно изучившая творчество Робертсон Е.П. Ренне и исследовательница рода Орловых и усадьбы Отрада Н.А. Симоненко полагают, что на портрете из ГИМа без всякого сомнения изображена мать, а не дочь. [ix] Княгиня опирается на фолиант, на обложке которого четко просматривается ее собственная монограмма «MFB». Другим весомым аргументом в пользу М.Ф. Барятинской является также наличие фрагментарной копии с портрета в Омском музее изобразительных искусств имени М.А. Врубеля. Эта достоверная работа Кристины Робертсон ранее находилась в усадьбе Отрада и сохранила старую владельческую подпись на обороте: «Княгиня Мария Федоровна Барятинская, рожденная Келлер». [x] Вслед за московским портретом омский пытались тоже «переименовать», однако вскоре справедливость восторжествовала и ему вернули имя настоящей модели. [xi] Ну и надо заметить, что при всем внешнем сходстве матери и дочери, каждая из них без особого труда опознается. Известные портреты Ольги Ивановны, в т.ч. и выполненные госпожой Робертсон (Симферопольский художественный музей, Саратовский художественный музей имени А.Н. Радищева), [xii] не дают оснований путать ее с матерью, а возникшую проблему с портретом из Исторического музея можно объяснить разве что невнимательностью или каким-то иным недоразумением.
К. Робертсон. Портрет княгини М.Ф. Барятинской. 1841 г. ГИМ. Происходит из усадьбы Марьино
К. Робертсон. Портрет княгини М.Ф. Барятинской. 1840-е гг. Музей изобразительных искусств имени М.В. Врубеля, Омск. Происходит из усадьбы Отрада. Благодарю руководство музея и лично И.Л. Симонову за предоставление портрета для публикации
К. Робертсон. Портрет графини О.И. Орловой-Давыдовой. 1840-е гг. Художественный музей им. А.Н. Радищева, Саратов. Происходит из усадьбы Отрада
Портрет из ГИМа важен нам как ключевое звено при опознании неизвестной из Ярославля. На стоящей в полный рост княгине мы видим практически такое же (а может и то самое) черное платье, подбитое горностаем (возможное указание на княжеский статус), а в руке такой же (или тот самый?) молитвенник. Лицо повернуто в ту же сторону, хотя дано более фронтально, в отличие от почти профильного ярославского портрета. Характерная округлость, правильность черт с высоким лбом, прямым носом и выразительными большими глазами убеждают, что на обоих портретах мы видим одну женщину, действительно отличавшуюся незаурядной внешностью.
При сопоставлении всех известных сейчас портретов Марии Федоровны Барятинской с ярославской акварелью физиономическое сходство очевидно. Как и удивительная для почти 50-летней женщины молодость лица и тонкость фигуры. Кристина Робертсон застала княгиню в начале 1840-х гг., но глядя на ее облик, кажется, что она практически не изменилась за 20 лет, с тех пор, как ее портретировали Р. Лефевр, Б. Торвальдсен и другие художники. Как можно заметить, княгиня носила кольца на мизинце и безымянном пальце левой руки. Они есть на всех ее портретах Кристины Робертсон, в .ч. и на ярославском.
Г.-В. Биссен. (копия с Б. Торвальдсена). Княгиня М.Ф. Барятинская. 1845 г. (копия скульптуры 1818 г.). ГМИИ имени А.С. Пушкина. Происходит из усадьбы Марьино
Ну и, наконец, требующая комментария важная особенность ярославского портрета — траурная черная вуаль на голове и прочие приметы скорби. Все объясняется датой, поставленной художницей в нижнем правом углу — 1843. Мария Федоровна только что потеряла младшую дочь. В январе 1843 года скоропостижно, от лихорадки умерла Мария Кочубей, всего через полтора года после свадьбы. Эта кончина сильно подорвала душевное равновесие княгини и изменила характер ее жизни. Она решила посвятить себя благотворительности, основала несколько приютов для детей и для вдов (Мариинский приют для бедных женщин), первую в России общину сестер милосердия для больных и бедных (впоследствии Община сестер милосердия во имя Христа Спасителя). Ходила всегда в черном траурном платье, а в торжественные дни облачалась во все белое. В последние годы много и часто болела. Такой ее апечатлел Михаил Зичи на самом последнем акварельном портрете, подписанным же 1859 г., из чего можно заключить, что он был завершен уже после смерти княгини или выполнялся по заказу родственников в память о ней.
М. Зичи. Портрет княгини М.Ф. Барятинской. 1859 г. ГТГ
Становится понятен теперь и смысл заказа рассматриваемого портрета княгини, скорбящей о дочери. Не все известные нам ее портреты Робертсон точно датированы, но ясно, что они относятся к более раннему периоду. Несмотря на темное платье и присутствие молитвенника, траурная вуаль есть только на ярославской акварели. Да и сам эмоциональный строй этого образа отличается от других вариантов. Был ли сделан живописный портрет или все ограничилось этим эскизом, вопрос открытый. Такой портрет в наследии Робертсон пока не обнаружен. Не ясно и где была исполнена эта акварель. Осенью 1842 г. художница покинула Петербург и вернулась в Лондон. Там она портретировала местных заказчиков, участвовала в выставках. В ее бумагах есть записи, что она продолжала выполнять и русские заказы. Так, в 1842 г. ею была получена оплата от княгини Белосельской за рисованный портрет ее умершего сына Александра. В 1843 г. она выставляла в Лондоне новый портрет Николая I, сделанный по воспоминаниям и давним эскизам. Период между 1843 и 1847 гг., когда Робертсон снова надолго обосновалась в Петербурге, считается самым темным в биографии художницы, от этих лет не осталось практически никаких сведений. [xiii] Может быть, она куда-то и выезжала из Лондона. Возможно, княгиня Барятинская в это время также могла бывать за границей. Пока эти факты нам неизвестны. Не исключено, что акварель писалась и по памяти, на основе уже имевшихся портретов и набросков. Эти обстоятельства еще требуют прояснения. Важное доказательство сохраняющихся контактов Кристины Робертсон с Барятинскими содержится в записях самой художницы за август 1842 г.: «From the Princess Bariatinsky as price of two drawings of herself one circular one square — 25.4.0». [xiv] Смущает дата записи, ибо на самой акварели рукой автора проставлен 1843 г., да и дочь Барятинской летом 1842 г. была еще жива. Но уже понятно, что Робертсон продолжала и в Англии работать для Марии Федоровны Барятинской.
Поскольку ярославский портрет происходит из собрания В.В. Ашика, не стоит сомневаться в его хорошем провенансе, из какого-нибудь петербургского дворца или усадьбы. С большой уверенностью можно резюмировать, что ярославская «неизвестная» обогатила иконографию одной из ярких женщин русской истории, признанной красавицы своего времени. А сама стильная акварель Кристины Робертсон дополняет немалый перечень художественных сокровищ, связанных с князьями Барятинскими.
Источник статьи: http://av4.livejournal.com/57609.html