Сергей Есенин — Заметался пожар голубой: Стих
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь — как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил.
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали…
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Анализ стихотворения «Заметался пожар голубой» Есенина
Одним из наиболее известных и популярных поэтических циклов Есенина является «Любовь хулигана», созданный во второй половине 1923 г. Цикл из семи блестящих произведений целиком посвящен очередному увлечению поэта – актрисе А. Миклашевской. Он открывается стихотворением «Заметался пожар голубой».
Есенин к тому времени уже испытал множество любовных разочарований: неудавшийся первый брак, кратковременный бурный роман с А. Дункан. В возникновении новой пылкой страсти поэт видел выход из своего положения, он связывал с Миклашевской множество надежд. Однако актриса равнодушно встретила настойчивые ухаживания Есенина. Поэту приходилось выражать свое любовное томление только на бумаге.
Широко известна бурная и беспорядочная жизнь поэта, проходившая по большей части в низкопробных кабаках. Слава пьяницы и скандалиста была не меньше его литературной известности. В самых первых строках стихотворения Есенин заявляет, что внезапная новая страсть произвела настоящий переворот в его душе. Ради нее он готов забыть про «родимые дали». Прошлые любовные увлечения он считает абсолютно несущественными, так как чувствует, что действительно полюбил «в первый раз». Наконец, важным заявлением является отречение от скандальной жизни.
Есенин считает прошедшие годы цепью неудач и бесконечных ошибок и сравнивает себя с «запущенным садом». Он искренне признается, что имел сильное пристрастие к алкоголю и мимолетной, ни к чему не обязывающей, любви. С годами к нему пришло понимание бесцельности и гибельности такой жизни. Отныне он хочет посвятить все свое время любимой, никогда не отрывать от нее взгляда.
Вероятно, к моменту написания стихотворения у Есенина с Миклашевской уже произошло неприятное для поэта объяснение, потому что он отмечает у любимой «сердце упорное». Скорее всего, недобрая слава также мешает развитию отношений. Женщина считала Есенина безусловно талантливым человеком, но крайне легкомысленным, и не верила его обещаниям. Поэт стремиться доказать ей, что только хулиган, в силу своей испорченности, способен испытывать искренние чувства. Человек, испытавший глубокое падение, может стать покорным слугой тому, кто поможет ему исправиться.
Самым серьезным заявлением Есенина становится отречение от поэтической деятельности («стихи бы писать забросил»). Его нельзя воспринимать буквально. Это фраза просто подчеркивает силу любовного страдания поэта. Еще один поэтический образ – стремление последовать за возлюбленной хоть на край света.
В финале стихотворения очень удачно используется лексический повтор. Композиция приобретает кольцевой характер.
Стихотворение «Заметался пожар голубой» — одно из лучших произведений любовной лирики Есенина.
Источник
Есенин цикл стихов «Любовь хулигана»
В августе 1923 года Сергей Есенин вернулся из своей заграничной поездки и познакомился с актрисой Московского камерного театра Августой Миклашевской.
Исследователи биографии и творчества Есенина так и не пришли к определенному выводу, что же именно происходило в отношениях между поэтом и актрисой, однако их следствием стал знаменитый цикл стихотворений «Любовь хулигана».
Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что существуют предположения и о других возможных адресатках того или иного стихотворения цикла, ведь женщин вокруг Есенина всегда было много. Но именно за Миклашевской закрепилась репутация той единственной женщиной, которая в итоге сумела устоять перед обаянием и напором поэта.
Августа Миклашевская прожила долгую жизнь, пережив Есенина на полвека. Она отказывалась читать со сцены посвященные ей поэтом стихи, но оставила достаточно интересные воспоминания о периоде их знакомства.
И, разумеется, остался обессмертивший имя Миклашевской цикл есенинских стихов.
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь — как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил,
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
1923
* * *
Ты такая ж простая, как все,
Как сто тысяч других в России.
Знаешь ты одинокий рассвет,
Знаешь холод осени синий.
По-смешному я сердцем влип,
Я по-глупому мысли занял.
Твой иконный и строгий лик
По часовням висел в рязанях.
Я на эти иконы плевал,
Чтил я грубость и крик в повесе,
А теперь вдруг растут слова
Самых нежных и кротких песен.
Не хочу я лететь в зенит,
Слишком многое телу надо.
Что ж так имя твое звенит,
Словно августовская прохлада?
Я не нищий, ни жалок, ни мал
И умею расслышать за пылом:
С детства нравиться я понимал
Кобелям да степным кобылам.
Потому и себя не сберег
Для тебя, для нее и для этой.
Невеселого счастья залог —
Сумасшедшее сердце поэта.
Потому и грущу, осев,
Словно в листья в глаза косые.
Ты такая ж простая, как все,
Как сто тысяч других в России.
1923
* * *
Пускай ты выпита другим,
Но мне осталось, мне осталось
Твоих волос стеклянный дым
И глаз осенняя усталость.
О возраст осени! Он мне
Дороже юности и лета.
Ты стала нравиться вдвойне
Воображению поэта.
Я сердцем никогда не лгу,
И потому на голос чванства
Бестрепетно сказать могу,
Что я прощаюсь с хулиганством.
Пора расстаться с озорной
И непокорною отвагой.
Уж сердце напилось иной,
Кровь отрезвляющею брагой.
И мне в окошко постучал
Сентябрь багряной веткой ивы,
Чтоб я готов был и встречал
Его приход неприхотливый.
Теперь со многим я мирюсь
Без принужденья, без утраты.
Иною кажется мне Русь,
Иными — кладбища и хаты.
Прозрачно я смотрю вокруг
И вижу, там ли, здесь ли, где-то ль,
Что ты одна, сестра и друг,
Могла быть спутницей поэта.
Что я одной тебе бы мог,
Воспитываясь в постоянстве,
Пропеть о сумерках дорог
И уходящем хулиганстве.
1923
* * *
Дорогая, сядем рядом,
Поглядим в глаза друг другу.
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу.
Это золото осеннее,
Эта прядь волос белесых —
Все явилось, как спасенье
Беспокойного повесы.
Я давно мой край оставил,
Где цветут луга и чащи.
В городской и горькой славе
Я хотел прожить пропащим.
Я хотел, чтоб сердце глуше
Вспоминало сад и лето,
Где под музыку лягушек
Я растил себя поэтом.
Там теперь такая ж осень.
Клен и липы в окна комнат,
Ветки лапами забросив,
Ищут тех, которых помнят.
Их давно уж нет на свете.
Месяц на простом погосте
На крестах лучами метит,
Что и мы придем к ним в гости,
Что и мы, отжив тревоги,
Перейдем под эти кущи.
Все волнистые дороги
Только радость льют живущим.
Дорогая, сядь же рядом,
Поглядим в глаза друг другу.
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу.
1923
* * *
Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.
Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.
Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.
Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.
Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.
Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада.
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.
1923
* * *
Ты прохладой меня не мучай
И не спрашивай, сколько мне лет,
Одержимый тяжелой падучей,
Я душой стал, как желтый скелет.
Было время, когда из предместья
Я мечтал по-мальчишески — в дым,
Что я буду богат и известен
И что всеми я буду любим.
Да! Богат я, богат с излишком.
Был цилиндр, а теперь его нет.
Лишь осталась одна манишка
С модной парой избитых штиблет.
И известность моя не хуже, —
От Москвы по парижскую рвань
Мое имя наводит ужас,
Как заборная, громкая брань.
И любовь, не забавное ль дело?
Ты целуешь, а губы как жесть.
Знаю, чувство мое перезрело,
А твое не сумеет расцвесть.
Мне пока горевать еще рано,
Ну, а если есть грусть — не беда!
Золотей твоих кос по курганам
Молодая шумит лебеда.
Я хотел бы опять в ту местность,
Чтоб под шум молодой лебеды
Утонуть навсегда в неизвестность
И мечтать по-мальчишески — в дым.
Но мечтать о другом, о новом,
Непонятном земле и траве,
Что не выразить сердцу словом
И не знает назвать человек.
1923
* * *
Вечер черные брови насопил.
Чьи-то кони стоят у двора.
Не вчера ли я молодость пропил?
Разлюбил ли тебя не вчера?
Не храпи, запоздалая тройка!
Наша жизнь пронеслась без следа.
Может, завтра больничная койка
Упокоит меня навсегда.
Может, завтра совсем по-другому
Я уйду, исцеленный навек,
Слушать песни дождей и черемух,
Чем здоровый живет человек.
Позабуду я мрачные силы,
Что терзали меня, губя.
Облик ласковый! Облик милый!
Лишь одну не забуду тебя.
Пусть я буду любить другую,
Но и с нею, с любимой, с другой,
Расскажу про тебя, дорогую,
Что когда-то я звал дорогой.
Расскажу, как текла былая
Наша жизнь, что былой не была.
Голова ль ты моя удалая,
До чего ж ты меня довела?
Источник
С. Есенин. Стихи о любви
А Миклашевская вспоминала: «Как-то сидели в отдельном кабинете ресторана «Медведь» Мариенгоф Никритина (жена Мариенгофа), Есенин и я. Он был весь какой-то притихший, задумчивый…
— Я буду писать вам стихи.
Мариенгоф смеялся:
— Такие же, как Дункан? (По словам Мариенгофа, стихи «Сыпь, гармоника…» и «Пой же, пой…» относились к А. Дункан).
— Нет, ей я буду писать нежные…
Первые стихи, посвященные мне, были напечатаны в «Красной ниве»: «Заметался пожар голубой…».
* * * Ты такая ж простая, как все, Как сто тысяч других в России. Знаешь ты одинокий рассвет, Знаешь холод осени синий. По-смешному я сердцем влип, Я по-глупому мысли занял. Твой иконный и строгий лик По часовням висел в рязанях. Я на эти иконы плевал, Чтил я грубость и крик в повесе, А теперь вдруг растут слова Самых нежных и кротких песен. Не хочу я лететь в зенит, Слишком многое телу надо. Что ж так имя твое звенит, Словно августовская прохлада? Я не нищий, ни жалок, ни мал И умею расслышать за пылом: С детства нравиться я понимал Кобелям да степным кобылам. Потому и себя не сберег Для тебя, для нее и для этой. Невеселого счастья залог — Сумасшедшее сердце поэта. Потому и грущу, осев, Словно в листья, в глаза косые.. Ты такая ж простая, как все, Как сто тысяч других в России. 1923 * * * Пускай ты выпита другим, Но мне осталось, мне осталось Твоих волос стеклянный дым И глаз осенняя усталость. О, возраст осени! Он мне Дороже юности и лета. Ты стала нравиться вдвойне Воображению поэта. Я сердцем никогда не лгу, И пегому на голос чванства Бестрепетно сказать могу, Что я прощаюсь с хулиганством. Пора расстаться с озорной И непокорною отвагой. Уж сердце напилось иной, Кровь отрезвляющею брагой. И мне в окошко постучал Сентябрь багряной веткой ивы, Чтоб я готов был и встречал Его приход неприхотливый. Теперь со многим я мирюсь Без принужденья, без утраты. Иною кажется мне Русь, Иными — кладбища и хаты. Прозрачно я смотрю вокруг И вижу, там ли, здесь ли, где-то ль, Что ты одна, сестра и друг, Могла быть спутницей поэта. Что я одной тебе бы мог, Воспитываясь в постоянстве, Пропеть о сумерках дорог И уходящем хулиганстве. 1923 * * * Дорогая, сядем рядом. Поглядим в глаза друг другу. Я хочу под кротким взглядом Слушать чувственную вьюгу. Это золото осеннее, Эта прядь волос белесых — Всё явилось, как спасенье Беспокойного повесы. Я давно мой край оставил, Где цветут луга и чащи. В городской и горькой славе Я хотел прожить пропащим. Я хотел, чтоб сердце глуше Вспоминало сад и лето, Где под музыку лягушек Я растил себя поэтом. Там теперь такая ж осень… Клен и липы в окна комнат, Ветки лапами забросив, Ищут тех, которых помнят. Их давно уж нет на свете. Месяц на простом погосте На крестах лучами метит, Что и мы приедем в гости, Что и мы, отжив тревоги, Перейдем под эти кущи. Все волнистые дороги Только радость льют живущим. Дорогая, сядь же рядом, Поглядим в глаза друг другу. Я хочу под кротким взглядом Слушать чувственную вьюгу. 1923
Источник