Беседка орхидей ван сичжи

Ван Сичжи

Лучшим каллиграфом всех времен и народов считается Ван Сичжи, живший в 303-361 в Линьи – городе провинции Шандун. С седьмого века и до сегодняшнего дня его называют «Мудрецом каллиграфии», «Святым каллиграфом» и «Богом каллиграфии».

Детство и юность Вана Сичжи

Ван Сичжи родился в семье перфекта, дядя его служил при императоре. В детстве он не блистал талантами, даже несколько запаздывал в развитии, испытывая некоторые сложности с речью. Каллиграфии он обучался с 12 лет у старшего брата отца, а также мадам Вэй — признанного мастера каллиграфии.

В занятиях он проявлял завидное упорство; занимаясь в течение дня, порой забывал даже поесть. В постоянных размышлениях над написанием того или иного иероглифа он пытался писать даже пальцем на чем придется — на учебниках, одежде и проч., так что нередко его можно было увидеть покрытым с ног до головы черной краской. Существует предание, что пруд, расположенный поблизости с домом Сичжи, тоже стал абсолютно черным — так часто Ван мыл в нем свои кисти.

Становление мастера

Будущий «Святой каллиграф» изучил все известные в то время стили, в том числе старинные. Он учился у природы, наблюдая за гусями и стараясь плечами воспроизводить движения шеи гуся — так были изобретены собственные принципы письма и модернизированы стили синшу, кайшу и цаошу. Эти эксперименты не остались незамеченными его современниками, которые высоко ценили его труды и признали Вана Сичжи уважаемым мастером каллиграфии.

При этом Ван Сичжи служил в императорском дворце и дослужился до чина полководца, что сегодня приравнивается к генеральскому званию, и входил в состав императорского совета. Но, не отличаясь крепким здоровьем, он оставил службу в 355 году. Вторжение северных варваров заставило всю северную элиту переехать в южную провинцию Чжецзян, в город Шансин, расположенный неподалеку от Шанхая. Ван вместе с семьей, которая состояла из жены и семерых детей, занимающихся каллиграфией, также оказались вдали от дома — в Шенчжоу. Лучшим учеником был младший из сыновей мастера — Ван Сяньчжи, впоследствии ставший великим каллиграфом.

Тонкости каллиграфии

Все дети Ван Сичжи в последствии стали известными каллиграфами. По легенде однажды кто-то из сыновей посчитал, что уже достиг высокой степени мастерства, и может сравниться с отцом. Написав копию его произведения, висевшего в их гостиной, он спросил у нескольких человек, способны ли они отличить копию от оригинала. Никто не смог. Тогда, вдохновленный оценкой, он снял отцовскую каллиграфию и на ее место повесил свою. Но отец, войдя в гостиную, сразу заметил подмену и раздраженно спросил, кто посмел развесить собственную мазню в его доме.

Разумеется, копия может быть точной, однако энергетика произведения практически не передается — копировальщик должен обладать собственной мощной энергетикой, чтобы вложить ее, то есть тоже должен быть мастером. Также верно и другое утверждение, в соответствии с которым считается, что по копии невозможно угадать энергетику оригинала. На эту тему существует другая история, когда известный каллиграф и художник Дун Цичан (1555-1636), в течение 20 лет пытался воспроизвести работу «Гуань-ню те» Ван Сижчи по различным копиям, мечтая увидеть оригинал. В 43 года ему представилась такая возможность, после чего Дун Цичжан написал: «Увидев оригинал, ко мне пришло озарение! Я понял, как надо копировать данное произведение, хотя за долгие годы работы с копиями прозрения не наступало».

Предисловие к «Стихотворения, сочинённые в Павильоне орхидей»

Произведение, которое стало эталоном стиля ходового письма (синшу) и называется «Первый свиток Поднебесной», родился как каллиграфический экспромт на весеннем фестивале в Павильоне орхидей, который устроили Ван Сичжи с друзьями.

Двадцать шесть поэтов сочинили тридцать семь стихов. Получился этакий сборник, к которому Ван придумал предисловие, вот оно-то и стало самым выдающимся произведением в его творчестве. Предисловие состоит из трехсот двадцати четырех иероглифов в двадцать восемь столбиков. Одни и те же иероглифы были написаны разными стилями, но замечательно гармонировали.

Творчество мастера в наши дни

До наших дней, к сожалению, не сохранилось ни одного оригинала, принадлежащего кисти Ван Сичжи — время оказалось безжалостно к его творениям. Но копий осталось довольно много. Самыми ценными из них считаются образцы 7-го века, из которых до наших дней дошел лишь двадцать один экземпляр — пять в Японии и один в Соединенных Штатах. Одна из копий, состоящая из сорока одного иероглифа, вписанных в четыре столбика на шелке, была продана на пекинском аукционе за 46,4 млн. американских долларов.

Помимо копий, сделанных вручную, также были выполнены копии на камне, которые можно многократно копировать с целью обучения — т.н. первые печатные станки. Таким образом, последующие поколения получили возможность обучаться по копиям великого учителя каллиграфии.

За 1700 лет наиболее ярым поклонником таланта Вана Сичжи оказался танский правитель Тайцзун, который был и сам неплохим мастером каллиграфического искусства. По его приказу в императорском дворце были собраны все произведения древнего мастера. Его идея писать тексты иероглифами Вана Сичжи прижилась настолько, что сегодня в буддийском центре Няньшане на стенах можно увидеть примеры подобных работ.

Ван Сичжи — приверженец даосского учения

В городах Шенчжоу и Линьи есть дома-музеи прославленного каллиграфа Вана Сичжи, причем в Шенчжоу расположен довольно обширный туристический комплекс, где выставлено множество работ разных каллиграфов. Рядом построен даосский храм, который посещал Ван Сичжи — согласно некоторым сведениям, он был приверженцем даосизма. Его наставления последователей в духе учения свидетельствуют о его дыхательных практиках: «Перед тем, как приступить к написанию, следует сосредоточить дух, очистить сердце и вести кисть посредством мысли» — говорил мастер. Возможно, именно поэтому работы Вана считались шедеврами каллиграфии, ведь кроме филигранной техники его работы отражали энергетику и душу художника.

Источник статьи: http://dveimperii.ru/articles/van-sichzhi

Традиции

Ван Сичжи

Ван Сичжи

Ван Сичжи (кит. 王羲之 , 303, Линьи, Шаньдун — 361, Хуэйцзи, Чжэцзян) — китайский каллиграф.

Биография

Каллиграф эпохи Восточная Цзинь (317-419 гг.). Второе имя И Шао, уроженец округа Ланья Линь-и (современный Шаньдун), затем жил в местечке Хуэйцзи Шань-инь (современный Чжаосин в провинции Чжецзян).

Учился у знаменитой госпожи Вэй (Вэй Шуо). Служил при дворе, дойдя до должности полководца. Его оригинальные работы не сохранились, но дошли в позднейших копиях. Был прозван «Богом каллиграфии», превратился в героя популярных рассказов. Каллиграфами стали и семь его сыновей, из которых наиболее известен младший, Ван Сянчжи, позднее их c отцом называли «Два Вана». Шитао писал:

Как ни жаль, я не придерживаюсь методов двух Ванов, впрочем два Вана тоже не придерживались моих методов.

В хуэйцзюньской истории он известен не только как каллиграф. В качестве чиновника Ван Сичжи дослужился до весьма видной должности полководца, что-то вроде современного генеральского чина. В народе его так и называли — генерал Ван.

В ранние годы ему довелось учиться у Вэй Фужэнь. Повзрослев, Ван Сичжи, многому обучался сам, просматривая каллиграфию знаменитых мастеров предыдущих эпох, дополняя и развивая их стили, что в результате сделало его реформатором каллиграфической школы. Он обогатил библиотеку искусства китайской каллиграфии новыми образцами иероглифов, структура и техника написания которых близка к совершенству. Наставником в стиле скорописи для него стал Чжан Чжи, в уставном письме Ван Сичжи усваивает силу и концентрацию мастера Чжун Яо. Сравнивая древние каноны с метаморфозами ханьской эпохи, вэйской естественностью в письме «ветра в каллиграфии», он фактически внёс новое течение в искусстве каллиграфии, создав шедевры иероглифического письма кистью и тушью, служащие классикой для современных мастеров. Критики назвали его манеру скорописи «концентрированной эклектикой, выполненной густой тёмной тушью» (говорят, что помощники мастера раз по восемь за день меняли воду в огромной бочке, где мылись кисти), с внимательной прорисовкой тончайших деталей. Стиль письма уставным почерком Ван Сичжи получил название «мощь и ловкость в плотной форме» (имеется в виду форма иероглифов). Его курсивное письмо, в свою очередь, было оценено, как «изящное и энергичное, тысяча изменений и десять тысяч превращений, естественность природы».

Благодаря таланту Ван Сичжи, каллиграфическое искусство раздвинуло границы представления о возможностях владении кистью. Его каллиграфия стала одной из исторических драгоценностей, и отозвалась настолько сильным эхом, что Ван Сичжи был прозван, как «Шушэн» — Святой Каллиграф.

Фрагментов почерка Ван Сичжи сохранилось достаточно много, известны такие его работы, как «Лэ И Лунь» (Суждения о смелости и радости), «Лань Тин Сюй» (Орхидеевая беседка — вступление), «Ши Ци Пу» (Семнадцать свитков) и другие, не менее знаменитые полотна. Поколения сохранили до наших дней и контурные копии его иероглифов, такие как «Куай Сюэ Ши Цин» (Снег, солнце — радость), «Фэн Цзюй» (Дарю мандарин), «Сан Луань» (Смуты и лишения), «Кун Ши Чжун» (Среди сопровождающих Конфуция) и другие.

Наиболее знаменитое произведение Ван Сичжи — предисловие к антологии «Стихотворения, сочиненные в Павильоне орхидей».

Источник статьи: http://studychinese.ru/articles/19/132/

Предисловие к Орхидеевой Беседке

Ван Си-чжи. Династия Цзинь. 303-361 н.э.

Перевод на русский язык: Папа ХуХу

В девятый год девиза Вечное Согласие, когда Юпитер находится в знаке Гуй-чоу, в начале последнего месяца весны, в Орхидеевой Беседке, что находится в уезде Куай Цзи, местечке Шань Инь, совершаем обряд очищения. Достойных круг собрался, младые и старшие вместе сошлись там, где есть высокие горы и отвесные скалы, пышные леса и стройный бамбук; где чистые и быстрые потоки льются слева и справа, по изгибам которых чашу вплавь отправляем. Сидим один за другим, и, хоть ни флейт бамбуковых нет, ни шелковых струн, к кому чаша приплывет, тот стих читает — довольно и этого, чтоб вволю наговориться о чувствах глубоких.

В день сей небо ярко, а воздух чист, благодатный ветер мирно веет. Взгляд подняв, величие видно вселенной; склонив голову, разглядеть можно многообразие мира. Все, что в открытости чувств око объемлет, доставляет усладу и взору и слуху, воистину радуя.

Вместе люди лишь время, что кратко, как кивок головы. Некоторые, заветные мысли свои раскрывая, друг с другом беседуют в комнатах; иные, иносказаниями играя, свободу духу своему дают вне стен. Хотя есть тысячи разных [людей], что стемятся к одному и отбрасывают другое, и неодинаковы те, кто в покое, с теми, кто в суете, но, всякий раз наслаждаясь встречаемым, на недолгое время пребывая в довольстве или радуясь собой, все мы не осознаем, что старость уже близко. Пытаясь угнаться за всем этим, мы устаем, чувства наши меняются вместе с событиями, и вот уже только вздохи печальные остаются. То, чем раньше мы наслаждались, в мгновение ока становится лишь следом прошедшего — и все это не может не печалить наши чувства. Опять же, хоть длина иль краткость жизни следуют природе, в конце концов, прекращается она. Древние гласили: «Рождение и Смерть равновелики». Но разве это не горько?

Каждый раз, когда вижу, что вдохновляло предков, — словно складываются две сломанные половинки одного целого; ни разу не было, чтобы, коснувшись письмён, не испытывал я печали, — но я не способен объяснить это чувство. Я точно знаю, что «смерть и жизнь — все пустая неправда» и «долгожитель младым умирает» — всего лишь глупые рассуждения. Как мы сейчас взираем на прошедшие поколения, так и последующие будут смотреть на нас, — разве не печально это? Посему веду запись о всех тех, кто здесь со мной, — записываю все ими рассказанное. Хотя иные поколения придут, и все изменится, но то, что будет вдохновлять, останется всё ж неизменным. И в тех, что нас потом прочтут, пробудят также чувства творения культуры.

Большая благодарность Sat Abhava за помощь в редакции и слова добрые.

Источник статьи: http://www.papahuhu.com/files/lantingxu.html

Орхидеевая Беседка 晉﹒王羲之

2017.02.15 Ветер Поясом бегут — значит напоминают пояс, тут то как раз нареканий быть не может.

Цитата: По факту — это «одна чарка, одно пение/прочтение/декларирование», то есть они чередуются между собой, повторяясь. в этом смысле мне кажется вполне уместным «раз — два»

2017.02.15 r1 Перечитала еще раз текст Алексеева.
Прочитала оригинал. В нем слишком рельефно выступает лирический герой. Слишком выражено «я». Этого нет в оригинале, там даже «мы» почти незаметно. Из-за этого в переводе появляется какой-то внутренний стержень, чуть ли не фабула «мы собрались, я устроил, а я вот так думаю. «, а оригинал — это сначала картина-зарисовка, набор впечатлений, а потом такой же набор мыслей, рассуждений.
Он действительно 散. А перевод — почти сюжетная баллада.

Абсолютно не согласен! Эссе Ван Си-чжи это крик души, а не философское рассуждение! Перечитайте ещё раз его текст — почти каждая строка буквально перенасыщена эмоциями! Что же касается отсутствия личных местоимений, так это, можно сказать, грамматическая норма для вэньяня или, во всяком случае, вполне обычное явление.

永和九年，歲在癸丑，暮春之初，會於會稽山蔭之蘭亭，修禊事也。 群賢畢至 ， 少長咸集 。此地有崇山峻嶺，茂林修竹，又有清流激湍，映帶左右。引以為流觴曲水， 列坐其次 ，雖無絲竹管弦之盛， 一觴一詠，亦足以暢幽情 。是日也，天朗氣清，惠風和暢， 仰觀宇宙之大，俯察品類之盛，所以游目騁懷，足以極視聽之娛， 信可樂也。

夫人之相與，俯仰一世，或取諸懷抱，晤言一室之內；或因寄所托，放浪形骸之外。雖取舍萬殊，靜躁不同，當其欣於所遇，暫得於己，快然自足，曾不知老之將至。 及其所之既倦，情隨事遷，感慨系之矣。 向之所欣，俯仰之間已為陳跡，猶不能不以之興懷 ；況修短隨化，終期於盡。 古人云：「死生亦大矣。」 豈不痛哉！

每覽昔人興感之由，若合一契，未嘗不臨文嗟悼，不能喻之於懷 ，固知一死生為虛誕，彭殤為妄作。 後之視今，亦猶今之視昔， 悲夫！ 故列時人，錄其所述，雖世殊事異，所以興懷，其致一也。後之覽者，亦將有感於斯文。

2017.02.16 leonid.ivlev по факту дискуссии, бедный Алексеев. его, конечно, критикуют за некоторую вольность в некоторой части китаистических кругов, но тут уже перебор.

2017.02.16 Владимир Самошин Коряво это, понимаете?

Алексеев читает эту тему с неприкрытым негодованием.

2017.02.16 leonid.ivlev Владимир Самошин, как у носителя языка, эта фраза в этом контексте не вызывает у меня никакого отторжения и противоречия. это допустимый метафорический прием.

Белозерова, «Искусство китайской каллиграфии»

Девятый год правления под девизом «Вечное согласие» [353 г.], цикл Туй [северо-восточный сектор неба], в начале весны [3 марта], час Быка-чоу [с 1-го по 3-й час ночи]. Средь гор Гуйцзи [на склоне] инь в «Беседке орхидей» собрались избранные [с тем, чтобы] возродить [весенний обряд омовения] си. Пришли только достойнейшие: и младшие и старшие — все собрались. В том месте были высокие горы, крутые холмы, густейшие рощи и высокий бамбук, а также чистые струи стремительного потока, искристым поясом [огибавшего остров] слева направо. Влекомые потоком, чарки плыли по извивам вод к каждому из восседавших [по берегу ручья гостей]. Хотя нет ни шелковых [струн], ни бамбуковых флейт, но [после] чарки пелся [тотчас сочиненный стих, в котором] свободно выражались сокровенные чувства. В тот день небо было ясно, воздух (ци) чист, а [дуновение] благостного ветра гармонично и легко. Подняв главы, созерцали величие вселенной; дол обратясь, наблюдали обилие родов всего сущего. И так, странствуя взором, вбирали в себя просторы, [пока] не достигли предела наслаждения видимым и слышимым, вверив [себя] возможностям этого блаженства. Взаимность [действия] мужей, одновременно поднимавших главы и дол взиравших, [привела к тому, что одни] ухватывали замыслы в [глубинах собственной] души и [выражали их] проникновенными речами, [произносимыми] в помещении [беседки, в то время как другие] доверившись [происходящему], волной неистовой [унесены] за пределы форм и тел. Хотя симпатии и отвращения [каждого] имели тысячи различий, покой и активность [характеров] не совпадали, но [все были] счастливы тем, с чем столкнулись и что на время обрели в себе. Эта радость самодостаточна и не ведает старости, что [ставит всему] предел. Но вот [силы были] исчерпаны и [наступила] усталость. Ощущения изменились на тоску и недовольство. То, что ранее радовало в созерцании верха и дола, стало отпечатком прошлого. Об этом ли не сокрушаться? Длительно [ли медитативное состояние иль] коротко, все следует метаморфозам и исчерпывает [себя].
Древние говорили: «И смерть и жизнь равно велики». Разве это не прискорбно! Всякий раз, всматриваясь в то, что волновало людей прошлого, словно бы соединяешься с ними, но, не испытав [на себе], не пережив [то, что] люди выстрадали, невозможно проникнуть в их внутренний мир. Упорство в постижении единства смерти и жизни создает пустые заблуждения. Долог век иль короток — все равно зряшный труд. Из грядущего (хоу) увидится настоящее, так же как из настоящего видится прошедшее. Сколь печально! Поэтому историографы записывали то, о чем рассказывали. Хотя эпохи отличаются и деяния разнятся, но, проникнув во внутренний мир [людей прошлого можно], добиться единения. То, что увидится из грядущего (хоу), будет воспринято через эти вот письмена (вэнъ).

В тексте своего предисловия Ван Си-чжи рассуждает о духовной связи времен, которая таинственным образом перекрывает конечность отдельной человеческой жизни. Темой для коллективной медитации гостей Ван Си-чжи был 26-й раздел главы XI Лунь юя, в котором Конфуций спрашивает о том, на что решатся его ученики, если у них появится возможность проявить себя в общественной жизни. Среди ответов учеников, которые выбирают себе кто военное, кто политическое, а кто ритуальное поприще, великий учитель отдает предпочтение Дяню, который говорит, что он исполнял бы обряд заклинания дождя, связанный с купанием в водах реки И, а также танцами под ветром у алтаря дождя. В стихотворении Ван Си-чжи тема обряда «весеннего омовения» звучит так:

Воспоем эти «Танцы Дождя»:
Другие времена, но тот же дух!
Возьмем всё ту же миссию,
Взлетая сердцем на холмы!

Семья каллиграфа принадлежала к даосской школе «Пять доу риса». Ван Си-чжи дружил с видным даосским наставником Сюй Маем. Сам каллиграф практиковал фитолечение, беззлачную диету и специальные дыхательные упражнения. Ми Фу в трактате «История каллиграфии» сообщает о том, что Ван Си-чжи, дабы «укрепить ци», постоянно тренировал дыхание: «Он питал себя дыханием и вдыхал более тысячи раз без перерыва» [Чжан Цин-чжи. С. 51].
Текст Лань тин сюй был написан Ван Си-чжи в состоянии озарения, усиленного сильнейшим творческим резонансом, возникшим между участниками мистерии «плывущих чарок». Авторы трактатов назовут это состояние шэнь чжу («получать помощь от духа»). Когда каллиграф пытался повторить собственное произведение, то оно не получалось столь же возвышенным, как написанное в ту прославленную ночь. Несколько знаков в копии зачеркнуты, в том числе последний — каллиграф переправил иероглиф цзо («произведение») на вэнь («письмена»). В тексте есть и другие зачеркивания, которые свидетельствуют о том, насколько сложно было мастеру выдержать состояние той духовной интенсивности, благодаря которой рождалось это произведение. Видимо, потеря сознания младшим сыном каллиграфа Ван Сянь-чжи связана с отсутствием у последнего необходимого опыта пребывания в состоянии транса и выхода из него.

Источник статьи: http://bkrs.info/taolun/thread-43738-page-8.html